На крыше его жилья пришпилена солнечная батарея и тарелка спутникового телевидения, но отапливается юрта сухим коровьим навозом. Хозяин звонит брату по мобильнику, но полоски мяса продолжает вялить на ходу, положив под седло коня. 70 лет под руководством “русских братьев” родоплеменная буддийская Монголия строила “степной социализм”. С перестройкой питающая пуповина оборвалась. И уже неактуальной стала древняя поговорка “Лучше по своей прихоти нуждаться, чем по чужой воле преуспевать”. Российских специалистов сменили американские, китайские и корейские менеджеры. Накануне визита монгольского лидера Цахиагийна Элбэгдоржа в Россию спецкор “МК” побывала в геометрическом центре Азии и выяснила, как в условиях рыночной экономики выживает страна Чингисхана.
“Миллион, миллион, миллион алых роз…” — доносится с акцентом из-за двери, помеченной вывеской “караоке”. “Солнечный круг, небо вокруг…” — затягивает при виде нас около магазина узкоглазый мальчишка, клянча монетки.
— Орос? Русские! — восклицает водитель такси и отказывается брать с нас плату за проезд.
Социалистическая система унеслась пыльной бурей за горизонт, местная пресса на все лады ругает “советский авторитаризм”, но русский дух в Монголии не выветрился. В Улан-Баторе чувствуешь себя как дома. Город застроен облезлыми хрущевками, из закопченных окон которых торчат трубы печек-буржуек. На 30 километров растянулась замусоренная центральная улица — проспект Мира. На площадях — памятники Ленину и маршалу Жукову. На стенах домов — цитаты из Маркса на кириллице, звучащие на монгольском языке почти что матерно. На дорогах — наши “ЗИЛ-130”, “уазики”-”буханки”, которые из-за отсутствия выступающего капота местные жители нарекли “папиной грудью”. Здесь можно расплатиться нашими рублями и к любому из старшего поколения обратиться по-русски.
— Мы русский учили с третьего класса. Я до сих пор помню наизусть письмо Татьяны к Онегину, — откровенничает с нами 68-летний Шаарийбуугуай. — Тысячи студентов ехали получать высшее образование в Советский Союз. Вся Монголия могла общаться на великом и могучем. Как было? Не знаешь русского — не получишь хорошей должности.
“Российско-монгольские отношения — особые отношения, — отмечает на пресс-конференции для журналистов президент Монголии Элбэгдорж. — Мы вместе были в 39-м на Халхин-Голе. Там многие советские солдаты отдали свои жизни за независимость нашей страны”.
Чойбалсан, Налайх, Маньт, Чойр, Сайн-Шанд, Баянхангай… Привозная вода, электричество по расписанию… Сто тысяч наших “огневиков”, летчиков, дизелистов, водителей на собственной шкуре испытали монгольские пыльные бури летом и свирепые ветры зимой. Пребывание советских войск в Монголии особо не афишировалось. Контингент, расположенный на территории МНР, относился к Забайкальскому военному округу (ЗабВО), который новобранцы расшифровывали по-своему: “Забытый военный округ”.
— Все помню — тулуп с высоким воротом, узел связи “Поземка”. Самый “счастливый” караул — дальний, куда проверяющие добирались лишь раз за ночь, — делится с нами житель Улан-Батора Павел Семенов, ныне нашедший себя в ресторанном бизнесе. — Летом автомат за неделю на посту забивался песком так, что передергивать затвор можно было только сапогом. Служили — изнемогали, а вернувшись домой, скучали по степным просторам, где из-под ног могла взлететь куропатка и мимо пройти дикий кот манул.
Монголы тоже помнят. Например, министра финансов РФ Алексея Кудрина — еще школьником. А бывшего спикера Совета Федерации Сергея Миронова простым геологом, когда он искал в горах уран.
Несколько раз на улицах нас останавливают местные жители, чтобы просто пожать руку. В знак благодарности.
— Анастасия! — кричат нам вслед на площади Сухэ-Батора.
Женская часть журналистского пула ассоциируется у монголов с русской женой генсека Юмжагина Цеденбала, который стоял у руля Монгольской Народной Республики более сорока лет.
Рязанская белокожая красавица прибыла в Страну вечно синего неба в 47-м. Вслед за мужем, с которым познакомилась в Москве. Тонкая, энергичная, волевая, оставив должность секретаря комсомольской организации Министерства торговли СССР. И с ходу низвергла укоренившееся местное изречение, что “быстрая река до моря не доходит”. Степенные и неторопливые местные намын-дарга — партийные начальники — вздрогнули под ее напором.
— Под каблуком Анастасии была вся Монголия, — замечает беззлобно почетный пенсионер Энэбиш. — Ее называли агентом КГБ, ставленником Кремля. Шипели за спиной: “Посажена советскими! “Кочевники величали ее уважительно — Рыжей. Или великим прорабом. В брюках и брезентовой куртке нараспашку — она носилась по строительным площадкам. В Улан-Баторе под ее руководством вырос молодежный парк, станция юных натуралистов, плавательный бассейн. Именно она уговорила Брежнева объявить построенные Дворец бракосочетаний и Дворец юных техников советскими подарками монгольской молодежи. Рассказывали, что в окружении Брежнева шутили: “Ты, Настя, дороговато обходишься советскому народу”.
Монголы в отличие от россиян с благодарностью относятся к своему коммунистическому прошлому. Вот и у памятника Анастасии Филатовой-Цеденбал всегда лежат хадаки — голубые шарфы, в которые монголы по традиции заворачивают подношения и подарки.
“С севера жди добра, с юга — беды”
Сегодня Монголия, перемахнувшая в 20-е годы от феодализма к социализму, оглянулась назад и взяла курс на капитализм.
Суперсовременные небоскребы, построенные китайцами, корейцами и японцами, соседствуют в Улан-Баторе с поселками, заставленными юртами. Когда их жители в сильные морозы разом разжигают печки (древесина здесь редкость, в ход идет все, что горит), над городом нависает дымовая завеса, самолеты не могут приземлиться и вынуждены уходить на запасные аэродромы.
На узких дорогах нередки заторы: машины, как лошади, куда хотят, туда и едут. Авто без вмятин все равно что конь без седла — значит, необъезженный. Даже переходя улицу на зеленый сигнал светофора, надо быть начеку.
Рядом с американскими и южноазиатскими банками стоят базары — захи, где прямо на пыльной земле выставлены мешки с алтайской мукой, ящики с вьетнамскими овощными консервами и сингапурским пивом, вязанки хвороста и горы шуб из местного суслика — тарбагана. Особый спрос на доски, которые продают поштучно, и контрабандную водку.
— Монголия сегодня не китайская и не российская, она ничья, — говорит Содномбалджир.
У поменявшей идеологию страны поменялись и кумиры. Революционера Сухэ-Батора сменил… Чингисхан. Его портреты висят в госучреждениях и ремесленных лавках, напечатаны на денежных купюрах и на водочных этикетках. А в 50 километрах к востоку от Улан-Батора поставлен на постамент 250-тонный завоеватель из нержавеющей стали.
Страна “вочингисханилась” и вспомнила о своем старомонгольском вертикальном письме. Недавно издан указ: с 1 июня все государственные служащие должны бегло читать и писать на старомонгольском языке.
А русский язык в Монголии сдает свои позиции.
— Все русскоязычные школы сейчас частные, а значит — платные, — делится с нами Екатерина Токарь, приехавшая преподавать изобразительное искусство монгольским школьникам из Сибири. — Обучение — 30 тысяч в год на наши деньги. Для беднейших семей, которых в Монголии большинство, это большие деньги.
Какому языку отдан приоритет, и спрашивать не стоит. На баннерах и рекламных щитах, висящих у дорог, сплошь надписи на английском. Страна, зажатая между Россией и Китаем, все больше смотрит в сторону Америки.
— Правительство проводит “политику третьего соседа”, — объясняет нам на рынке с толком, с расстановкой продавец спутниковых антенн Даваацэцэг. — Будет это США, Европейский союз или Япония, покажет время.
— На нас многие заглядываются, — щурится на солнце его сосед по прилавку Доржхуу, закончивший в советское время институт в Тюмени. — Монголия — лакомый кусок: 600 действующих месторождений плюс более 80 видов разведанных запасов полезных ископаемых, в том числе природного урана. С российским капиталом осталось 7–8 крупных предприятий. Инициативу перехватили китайцы. На их долю приходится 39% всех иностранных капиталовложений.
И это при том, что на бытовом уровне местные жители недолюбливают граждан Поднебесной.
— У монголов неприятие к китайцам на генном уровне, они всю жизнь нас считали своей вотчиной, отсталым народом, — откровенничает 55-летняя Ундэс. — Даже пословица такая есть: “С севера жди добра, с юга — беды”. (На севере Монголия граничит с Россией, на юге — с Китаем. — Авт. )
Любопытно, что монголы в Китай ездят свободно, китайцам же, чтобы въехать на родину Чингисхана, требуется оформить визу.
— Мы вынуждены защищать себя, — горячится Даваацэцэг. — Пусти китайцев в наши степи — все застроят теплицами, родят много детей, где нам пасти свой скот? Монголы попросту вымрут.
Беспокоит местных, что на монгольский культ Чингисхана претендует и Китай. А также утечка из страны невест. Идеал монгольской женщины: крепкие ноги, чтобы рожала здоровых детей, и узкие глаза, чтобы не залетали демоны. Те, что должны быть преданы супругу, как верблюдицы, львицей охранять покой родных, стараются ныне выйти замуж за иностранцев. Причина одна: забугорные женихи более состоятельные.
И плевать они хотели на ролики, что размещают на видеопортале YouTube ультраправые группировки, где показательно бреют головы монгольским женщинам за связь с китайцами. Управу на монголок найти сложно: они никогда не знали ни паранджи, ни калыма, ни гарема. И издревле имели право сидеть рядом с мужем на военных советах.
Поэтому молодые монголы всеми силами стараются сколотить капитал. Для чего едут в большинстве своем на заработки в Южную Корею. Скопив деньги, покупают в Улан — Баторе дома, открывают свое дело и женятся.
Но третьей части населения Монголии ничто не может заменить простора и баранины, пахнущей степью. Рассуждая: “Всадник теряет время с пешим” — они продолжают кочевать.
“Час овцы”
Именно за чертой Улан-Батора начинается настоящая Монголия: с каменистыми марсианскими долинами, белеющими юртами на горизонте, с табунами джейранов, курганами из камней — обо. В общем, другая планета. Где реки кишат тайменем, потому что старшее поколение его не ест, считая рыб, не смыкающих глаз, священными. Где не распахивают огороды, чтобы не тревожить землю. Где время определяют по солнечному лучу, который попадает в гэр — верхнее отверстие юрты и скользит по внутренней стене. Где есть “час змеи” и “час овцы”, потому как световой день делится на 29 временных периодов — ровно по количеству жердей каркаса юрты.
Где пьют чай, заваренный с мукой, солью и курдючным салом. Где умываются не водой и мылом, а маслом и пемзой. Где во дворах на жердях соколы сидят, как куры. А в цене медлительность и степенность.
И становится понятной притягательность страны Чингисхана для русских. Ибо мы с монголами похожи: бесшабашностью, добротой вперемежку с жестокостью, любовью к безграничному горизонтальному пространству.
В слова “русские братья” здесь вкладывают особый смысл. И продолжают недоумевать, что Россия закупает мясо в другом полушарии, имея общую границу с Монголией, на каждого жителя которой приходится по полсотни овец.
В “стране бесконечных степей” собираются пристально следить за официальным визитом президента Элбэгдоржа в Москву, который запланирован на конец мая.
— Так и напиши, — говорит мне Даваацэцэг. — Проявляя невнимание к Монголии, Россия медленно, но верно ее теряет.
