Съезд партии, признавшей преступной политику репрессий против граждан страны и ее народов, политику, приведшую к культу личности Сталина.
Царившая в СССР душная атмосфера всеобщего страха, тотального доносительства и подавления инакомыслия не просто не способствовала развитию советского общественного строя в условиях конкуренции с ведущими капиталистическими державами мира, но и стала значительным тормозом в таком развитии. И 20-й съезд открыл, образно говоря, форточку для проветривания атмосферы в стране.
Точнее, не весь съезд. Всеми 19-ю своими основными заседаниями он ничем не отличался от предыдущих съездов партии — с громкими рапортами о новых победах на всех фронтах строительства светлого будущего. И рапорты эти полутора тысячами делегатов, которые представляли почти семимиллионную армию коммунистов и кандидатов в коммунисты, встречались бурными аплодисментами, переходящими в овации.
А вот 20-е, закрытое, заседание 25 февраля 1956 года, куда по спецпропускам приглашены были только избранные, многократно и тщательно проверенные стойкие бойцы партии, явилось тем событием, которое и принято называть точкой невозврата.
Доклад на этом закрытом заседании руководителя КПСС и Советского Союза Никиты Хрущева «О КУЛЬТЕ ЛИЧНОСТИ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯХ» был сравним по эффекту с разорвавшейся бомбой, взрыв которой делегаты восприняли в полной растерянности, в гробовом молчании, без аплодисментов и, тем более, оваций. Хотя они были в определенной степени подготовлены к такому докладу. Еще в начале съезда среди них были распространены материалы прежде засекреченного обращения Ленина к делегатам 12-го съезда партии, своеобразное завещание вождя мирового пролетариата. В нем Владимир Ильич предупреждал соратников о нежелательности занятия Сталиным высшего партийного поста, о его маниакальной подозрительности, мстительном характере, капризности.
Длительный, почти 6-часовой доклад Хрущева развеивал миф о Сталине как преемнике Ленина, раскрывал преступный механизм массовых репрессий, перемоловший жизни и судьбы миллионов советских людей и народов СССР, осуждал обезглавливание Красной Армии перед войной и растерянность Сталина в начале войны, стоивших стране миллионных людских потерь и оккупации фашистами огромных территорий.
Вскоре материалы исторического доклада в виде брошюр были распространены среди партийных организаций СССР, а затем стали достоянием широких масс советских людей и попали в западные средства массовой информации.
В стране веяли весенние ветры, наступала знаменитая «хрущевская оттепель». Если начиная с 1953 года, после смерти Сталина, реабилитация касалась преимущественно представителей высшей партийно-хозяйственной номенклатуры, то после 20-го съезда из ГУЛАГа на свободу хлынули миллионы. Были реабилитированы и возвращены на родину репрессированные народы — калмыки, карачаевцы, балкарцы, ингуши, чеченцы, крымские татары, советские немцы.
Но оттепель была половинчатой и длилась недолго. Потянуло из Кремля административно-диктаторским холодком. Бульдозерами была смята и втоптана в землю выставка художников-авангардистов в Манеже, Хрущев в зале Политехнического музея матом орал на поэтов.
Что касается нас, то так и не был реабилитирован бурят-монгольский народ, обвиненный в 30-х годах в пресловутом «панмонголизме», потерявший в результате репрессий 40% территории республики. И, по разным оценкам, несколько десятков тысяч бурят-монголов были расстреляны в застенках НКВД. Практически подчистую была репрессирована и расстреляна вся партийно-хозяйственная верхушка Бурят-Монголии, многие видные деятели ее культуры и искусства и буддийское духовенство. Тысячи, вместе с семьями, были сосланы на Колыму.
Тех же, кто скрылся в соседней Монголии, рассчитывая укрыться за спиной единокровного народа, десятками тысяч расстрелял и вырезал «монгольский Сталин» Чойболсан. А в 1958 году, на излете оттепели, волюнтаризмом Хрущева бурят-монгольский народ, раздавленный репрессиями 30-х годов и обескровленный потерями в Великой Отечественной войне, был лишен своего корневого имени — стал просто бурятским народом.
60 лет минуло со времени развенчавшего сталинизм 20-го съезда, и немногим меньше с момента, когда мы в глазах соседей и окружающего мира (да и в собственных глазах — почти тоже) перестали быть историческими монголами, оставшись лишь не помнящими родства бурятами. Но пройденные страной точки невозврата к сталинским репрессиям и, верю, к хрущевскому волюнтаризму продолжают болевыми точками пульсировать в сознании народа. И его стремление к восстановлению справедливости, к объединению и возврату исконного имени уже необратимо и рано или поздно решится. Решится цивилизованно и в соответствии с законом Российской Федерации «О репрессированных народах».
