До конца дней своих я буду помнить его слова: «Журналистика — особая профессия. Будь всегда честной. Можешь помочь человеку — помоги, не можешь — не бросай слов на ветер. И самое главное — ты в ответе за каждое свое напечатанное слово». Этому наказу я старалась следовать всегда.
Работа литературного сотрудника мне нравилась, но я чувствовала, что знаний не хватало, хотя за плечами был историко-филологический факультет. Поступила в Московский заочный полиграфический институт на факультет журналистики. А там было особое требование, чтобы человек обязательно работал в полиграфии. Перешла в типографию. Освоила ручной набор, линотип, верстку. А в 1967 году мужа направили работать в Бурятию.
Багдарин. Практически одна улица километров пять длиной. Деревянные тротуары. Привозная вода. Муж — командир звена, много летал, у меня работы нет. Выла белугой: «Куда ты меня привез?». А потом появилась вакансия в районной газете «Витимские зори».
Работа радовала: ездила к оленеводам в Джилинду, на фермы к животноводам в Монгой и Россошино, к печникам в Мую, подружилась с геологами Багдаринской экспедиции. Любила рассказывать об учителях, ветеранах войны, врачах, многодетных семьях.
Был один смешной случай. Готовила очерк о хирурге Тармаеве (будущий министр здравоохранения РБ). Оперировали девочку с аппендицитом. Обкололи новокаином операционное поле, сделали разрез, мышцы так ровненько раздвинулись, а я сползла по стенке. У Владимира Владимировича смеялись глаза. Он так небрежно махнул рукой и сказал сестре: «Убрать!». Это все, что я запомнила об операции. Но очерк я все-таки написала, потому что хирург Владимир Владимирович был замечательный.
Однажды пригласил меня секретарь райкома партии по идеологии Козулин: «Районное радио молчит уже несколько месяцев. Давай-ка, берись!».
Радиорепортер была для меня новой профессией. Но ведь не боги горшки обжигали. И теперь в командировки, на встречи со своими героями я ездила не только с ручкой и блокнотом, но и с тяжеленным магнитофоном. Перерывы в эфире были большими, где-то 2-3 часа. А у меня огромная коллекция пластинок: оперы, оперетты, музыкальные композиции балетов, сказок.
Пошла к секретарю по идеологии: «Разрешите?». Разрешили. И все годы, что мы жили в Багдарине, для жителей района после краткой справки об авторе или произведении пели Тоска и Сильва, «танцевали» спящая красавица, Одетта-Одилия, звучали истории про Щелкунчика, маленького Мука, кота в сапогах, Золушку и многих-многих других. Из детского сада звонили: «Мы ждем». — «Включаю».
1972 год. Муж переучился на АН-24 и нас перевели в Улан-Удэ. Определили меня в литературную редакцию Бурятской студии телевидения. С трепетом вспоминаю свою первую передачу. Аппаратура настроена, режиссер Апрелина Иванова объявила минутную готовность, а у меня ноги приросли к полу, руки не знаю, куда девать, язык присох к нёбу — я в полной прострации. Раз пять начинали запись. Ну не могу ничего сказать, кроме как «Добрый вечер!». Резкий голос режиссера «Хватит жевать сопли, настроиться, начинаем!» привел меня в чувство, правда, как я провела передачу — не помню. Производственную летучку ждала с ужасом. Была уверена, что сейчас мне объявят о профнепригодности и попросят выйти вон. Владимир Богданов (светлая ему память и моя вечная благодарность) очень по-доброму отозвался о моей работе. Его слова «Отрадно, что наш коллектив пополнился еще одним молодым талантливым журналистом» окрылили меня...
А потом снова амбразура. Редакция писем долго была бесхозная и Олег Николаевич решил перевести меня туда. Очень трудно было. Газета, радио, TV — это разные стили, разные подходы. Валерия Николайчук, которая добровольно взяла обязанности моего наставника, ругала меня: «Опять из тебя газетчик лезет. Это в газете фразы могут быть многоэтажными, а у нас — короткими, емкими, бьющими в цель». Она часто давала мне хорошие советы, как и Филипп Перелыгин, Виктор Измайлов, Светлана Смирнова, Владимир Богданов, Степан Тюлюкин, за что им моя искренняя признательность.
Итак, редакция писем. Писем почти нет. Что делать? С чего начинать?
Решили: чтобы привлечь внимание телезрителей, пригласить юриста и ответить на самые-самые жизненные вопросы — о ремонте квартир, бытовом обслуживании, телефонизации, а на десерт — зарисовочка под рубрикой «Рассказ о хорошем человеке». Расчет оказался верным. Передачу заметили. И потихоньку от передачи к передаче писем приходило все больше и больше. В этих письмах отражалась, как в зеркале, жизнь республики, простого рабочего человека. Нам жаловались на равнодушие чиновников, просили помочь с ремонтом ветхого дома, телевизора или холодильника, найти потерявшуюся в химчистке дубленку. Жалоб было много. Мы пытались помочь, старались разобраться в ситуации, примирить конфликтующие стороны.
Но особенно радовали письма, в которых телезрители рассказывали о своих коллективах, трудовых успехах, о людях, дружбой с которыми гордились. Так, письма меня познакомили с удивительными людьми, фронтовиками— снайпером Арсением Михайловичем Етобаевым, десантником Андрияном Ефимовичем Соболевым, снайпером Полиной Степановной Брянской.
На счету снайпера Етобаева — 355 гитлеровцев и 2 сбитых самолета. Был он представлен к званию Героя Советского Союза, но где-то затерялись документы. Я несколько раз писала в министерство обо-роны СССР, но ответа так и не получила. Жаль.
Андриян Ефимович Соболев 20-летним мальчишкой трижды десантировался в брянские леса к партизанам. В третий раз не повезло — был тяжело ранен, потерял ноги. Я, когда с ним познакомилась, была очарована его смеющимися ярко-синими глазами. А когда он лихо соскочил с лошади, мне шепнули, что он на протезах. И всю послевоенную жизнь проработал чабаном в Унэгэтэе. Мы подружились, и когда, бывая в командировках, проезжали мимо, хоть на пять минут заходили к синеглазому чабану.
А Полина Степановна Брянская — моя соседка по даче. Ей было всего 18, когда она после окончания Подольской школы снайперов попала на фронт. 27 фашистов на счету девушки. Войну закончила на Эльбе. Вырастила троих детей. Сейчас ей уже 92, но на участке она справляется без помощников.
Мне повезло. Я работала с замечательными режиссерами — Натальей Давыдовой и Идой Богуш. А про операторов не знаю что и сказать. Со всеми было интересно работать и всех — Толю Фурсова, Сашу Чернышова, Василия Шитикова, Георгия Токмакова, Славу Колосова, Эдика Бубеева, Дэню Гомбоева, Юру Свечинова, Амара Жанчивына — всегда вспоминаю с теплотой и благодарностью. Ведь не один раз исколесили всю республику вдоль и поперек. Ели из одной миски, пили из одной кружки. Понимали друг друга с полуслова. Цель-то была у всех одна — так подать материал, чтобы задеть за живое.
Я очень любила командировки. Новые встречи, новые люди. Иногда — забавные истории. Помню, в Бичурском районе определили нас на ночевку в заежку. Две кровати, а нас шестеро: две женщины и четверо мужчин. Составили кровати и легли все поперек. Тесно, жуть. Поворачивались с боку на бок по команде «налево», «направо». Так всю ночь и прохохотали.
Однажды поехали с Алешей Кыштымовым в Баргузин. Получили письмо от большой семьи Скосырских. У родителей — золотая свадьба. По дороге купили большую банку кваса. Не доезжая до Максимихи наша машина, не удержавшись на плохо утрамбованной обочине, перевернулась. Мы все, мокрые и липкие от кваса, пытались остановить какую-нибудь машину, чтобы нас вытащили на дорогу. Наконец, поехали. Переднее стекло разбито. Ночь, холодно. Анна везла одной из сестер детское приданое. Мы пеленками, распашонками, ползунками согревали, что могли.
А передача, несмотря на простоту (магнитофонные записи, фото и комментарий журналиста), получилась. Ее даже отметил Андрей Урупхеевич Модогоев. Получилась потому, что семья Скосырских — замечательная, большая, голосистая, со своим укладом и традициями. Клад для журналиста!
Есть такие люди, встреча с которыми оставляет в душе след на всю жизнь. Одно из писем привело меня в Северобайкальск в дом Ольги Александровны Камша. Она и ее муж Владимир приняли в свой дом шестерых ребятишек разных национальностей. Больных, уже измочаленных жизнью. Я очень часто бывала в этом теплом доме, видела, как отогреваются дети, каким теплом и заботой окружали их Ольга и Владимир, читала их каракули, адресованные любимым маме Оле и папе Вове, вместе с родителями радовались их первым улыбкам. Ольга и Владимир не разделяли детей на своих и чужих.
Жизнь налаживалась. Семья могла быть очень счастливой, если бы… Если бы не равнодушие чиновников и человеческая жестокость. Часто задерживали выплату денег, приходилось продукты в магазине брать под залог. Обещанный дом в Таксимо так и не построили… Когда я спросила заместителя главы района Чеснокова, почему такая волокита со строительством дома, он мне ответил: «А что им помогать, если они из-за выгоды взяли этих детей».
Я задохнулась от возмущения. Вспомнила ведерные кастрюли на плите, полную ванну стирки, ведь в семье десять человек. Вспомнила, каких детей взяли в семью: больных, с отклонениями. Я знала, сколько бессонных ночей провели Оля и Володя у кроваток малышей, ведь они были совсем маленькие, 5-6 лет. Я только спросила этого чинушу: «А ваша жена смогла бы взять чужих детей? Из-за выгоды?». С тех пор чиновник Чесноков перестал для меня существовать. А для семьи Камша наступили черные времена. Деньги на детей, зарплату Володе задерживали. В минсоцзащиту полетели анонимки от «доброжелателей», поползли слухи, что отберут детей. Трое уже были усыновлены. На остальных документы задерживали. Сердце Володи не выдержало. Он умер от инфаркта.
Ольга осталась одна. На руках — восемь детей. Переехала в город. Ей выделили старое здание бывшего детского сада под Улан-Удэ. Планов было громадье. На осень намечалась свадьба старшей дочери. Но этим планам не суждено было сбыться. Ольгу сбила насмерть милицейская машина. Зло победило. Семьи не стало.
Когда меня спрашивают, что ты больше всего ненавидишь в людях? — отвечаю: «Я ненавижу зависть». И мне не очень хочется вспоминать время интриг и обид, когда буквально три долгих года меня выдавливали из коллектива. Очень жестоко, ни за что. Мне кажется, это делали люди, которые не получали удовольствие от того, чем занимались. Я не буду называть фамилии. Я всем простила. Ну а трехлетняя травля (так и не узнала за что) закончилась тем, что мне вручили знак «Отличника телевидения и радио».
Нашему поколению есть чем гордиться. Мы работали для людей. Тогда не было желтой прессы, журналисты считали ниже своего достоинства копаться в чужом белье. Не было заказухи. Журналисты не продавались. А сейчас? Кто приходит в нашу профессию?
Я благодарна судьбе, что в течение нескольких лет была специальным корреспондентом на БАМе. Теми девчонками и ребятами, которые корчевали тайгу, строили мосты и поселки, вгрызались в скалы, прокладывая железнодорожную магистраль, родина может гордиться. Это не громкие слова, это реальность. Я уверена, что очень скоро БАМ заявит о себе с новой силой. Слишком дорого за него заплачено. А я горжусь тем, что на звание «Заслуженного работника культуры РБ» меня представили именно бамовцы.
Я счастливый человек. У меня была любимая работа. У меня есть преданный и любимый муж, с которым в следующем году мы будем отмечать 60-летие семейной жизни. У меня есть две дочери, которые меня радуют. У меня два взрослых внука, которые, как мне кажется, яркие, талантливые, глубокие и умные. Старший — кардиохирург, младший — хирург-травматолог. У меня есть два оба-лденных правнука — Тимур и Ванька, от которых ну просто сносит голову.
И, наконец, у меня есть верные друзья и мои телезрители, которые до сих пор помнят мои передачи. Значит, работала не зря!
