Дело в том, что учреждение предоставляет постоянное жилье и уход за престарелыми людьми и инвалидами 1 и 2 группы. Кто-то пришел сюда сам, кого-то привели родственники, но, несмотря на это, живется им всем, мягко говоря, несладко. Плохая еда, плата за лекарства, сокращение обслуживающего персонала и медработников — это далеко не все беды, в которых жильцы винят директора учреждения Александра Хутакова.
В каких условиях живут инвалиды и пенсионеры, разбирался корреспондент «МК» в Бурятии».
Без гроша в кармане
Александру Вертельникову 64 года, он инвалид-колясочник, но предпочитает протезы, говорит, что так сейчас выгоднее, ведь за каждую услугу приходится платить немаленькую сумму.
— Моюсь я сам, между корпусами и секциями тоже сам хожу, без посторонней помощи. Сейчас ведь как? За все платить нужно. Мыло, одежда, постельное белье, это если тебе хочется уютно спать, а не на простыни, которой уже 3 года, — рассказывает Александр, указывая на старенькую, истертую до прозрачности простынь. — Это мне еще хорошая досталась, бывают и похуже. А еще я себе иногда продукты покупаю, и кушать сам готовлю, кормят нас отвратительно.
В комнате Александр Михайлович живет не один, есть еще сосед — деда Витя, но он сейчас в лежачем отделении, что-то с ногой сделалось. В углу комнаты умывальник, вдоль стены две кровати и один шкаф на двоих. Еще есть обеденный стол и рабочее место, где стоит компьютер. За ним Александр последнее время проводит много времени — читает законы. И дальше жить в таких условиях пенсионер не хочет, а посему собирается писать письмо президенту страны.
— Если надо, я до Владимира Путина дойду, — с боевым настроем произносит он. — Мне уже терять нечего. Выгнать меня на улицу никто не может, я здесь прописан, замолчать меня тоже не заставят, как это сделали с другими, я не боюсь. Пусть все знают, какой у нас директор и как он заботится о больных стариках. Разве можно прожить на 1,5-2 тыс. рублей? Нас просто обкрадывают.
Столь боевой настрой пенсионера-инвалида понять можно. После федерального закона об автономии социальных учреждений 75% пенсии у всех постояльцев уходит на оплату услуг центра, 25% остается на личные расходы, и это при том, что условия становятся все хуже, а положенное законом внимание и опека куда-то бесследно исчезают.
— Я закон уважаю, — поясняет Александр, — но вот только понять не могу, почему наш директор и местные власти в лице министерства социальной защиты его как одеяло на свою сторону перетягивают. Вот, цитирую: «Размер ежемесячной платы за предоставление социальных услуг в стационарной форме социального обслуживания рассчитывается на основе тарифов на социальные услуги, но не может превышать семьдесят пять процентов среднедушевого дохода получателя социальных услуг». Пишут же, не более 75 процентов. Значит, можно взимать и меньше, а сумма, как я полагаю, должна вычисляться из объема предоставляемых услуг. Так, извините, те услуги, что мы получаем, мягко говоря, не тянут на эти проценты, а кое-что из положенного мы и вовсе не видим.
Незавидный руководитель
Чтобы лучше разобраться в ситуации и увидеть все своими глазами, Александр Михайлович предлагает совершить экскурсию по территории центра.
Когда спускаешься по лестнице, в глаза бросается толстый слой пыли. Она лежит повсюду и видно, что стены здания давно не видели влажной уборки. Между тем в постановлении №635, изданном министерством социальной защиты, написано, что стоимость уборки помещений общего пользования, включая влажную, и прилегающей территории составляет по прейскуранту 69 руб. за услугу в сутки. Получается, что каждый постоялец платит более 2000 руб. в месяц, а чистоты не видно.
Заметим, что государство на содержание каждого жителя центра тратит около 24 тысяч руб. в месяц. Если добавить к этой сумме те 75 процентов от пенсии, выйдет сумма немногим более 30000 рублей. Помножив полученный результат на количество жильцов, а это около 300 человек, получим 600 тысяч рублей ежемесячно. Думается, достаточная сумма, чтобы хотя бы содержать здание в полной чистоте. На мой вопрос, почему же так происходит, Александр лишь пожимает плечами.
— Первым делом зайдем в курилку, — говорит он. — Это у нас тоже целая история. Можно даже сказать, война. А после к моей знакомой, она тебе все лучше, чем я расскажет. У нее за спиной 17 лет жизни в этом доме.
Единственная на весь центр курилка, разрешенная директором, расположена в небольшой комнате с одним окном и слабеньким вентилятором, встроенным в форточку и не дающим никакой тяги. В результате людям приходится открывать окно даже зимой.
— Ты, наверное, заметил, какой тут трамплин установлен, — обращается ко мне Александр, указывая на порог.
На месте, где должен быть оборудован нормальный въезд для инвалидов-колясочников, красуются две обтесанные деревянные доски. Они шатаются и находятся ниже уровня порога, что делает заезд в курилку для людей немощных почти невозможным без посторонней помощи.
— Это единственная курилка на все корпуса и секции, — продолжает рассказывать пенсионер. — Понятное дело, борьба с курением, но мы здесь живем, да и по технике безопасности курилка в каждом здании положена. Но директор Хутаков тратить наши деньги на такую ерунду не собирается.
После перекура мы выходим во внутренний двор, так короче, но отнюдь не безопасней. О хороших и ровных дорожках по эту сторону дома даже не слышали. Асфальт старый, еще советский, с многочисленными ямками, трещинами и неровностями. Зато у главного входа все цивильно выложено плиткой.
— А это у нас банно-прачечный комбинат, — говорит Александр Михайлович, указывая на одноэтажное здание. — Кто здесь давно живет, рассказывают, что и баня была, и сауна, и даже маленький бассейн, все для людей. А сейчас там только стирают и дезинфекцию проводят. На этой неделе пожар был, машины приезжали.
По словам Вертельникова, ночью задымила машина для дезинфекции одежды. Сотрудники пансионата успели выключить электропитание, а когда открыли дверцы, то все полыхнуло. Потом заведующая ходила по жильцам и говорила, что это учебная тревога.
Спустя несколько минут мы снова оказываемся в помещении. Раньше почти весь 1-й этаж занимал медкомплекс, сейчас же это просто пустующие кабинеты. Здесь все то же самое: обшарпанные местами стены, картины в рамках (некоторые с битым стеклом), пыль и почерневшие потолки. Комната, где живет знакомая Александра, очень похожа на его собственную, разве что одноместная и без компьютера, зато есть холодильник и телевизор. На небольшой плитке варится ужин, пельмени с бульоном, пахнет намного приятней, чем еда из столовой.
— Проблемы с питанием у нас начались еще при прошлом директоре, — начинает рассказывать женщина, пожелавшая не раскрывать свое имя. — Руководство начало закупать пищевые добавки в виде порошков. Как нам говорили, для нашего здоровья, чтобы обмен веществ лучше был, да и вообще, мол, товар сертифицирован и одобрен минздравом. Мне прошлая заведующая столовой сказала, что эти коробки миллионы стоят. Потом ее уволили, у нас таких не любят. А что касается пыли и грязи, то директор, как пришел, сократил расходы на моющие средства, порой нянечки и уборщицы за свой счет вынуждены брать те же резиновые перчатки и порошок.
Рассказала пенсионерка и о том, как Хутаков оставил их без врачей. Если вернуться к постановлению №635, то там сказано, что в обязательную программу социальных услуг входят психологические услуги: диагностика, коррекция, патронаж. Сейчас всю эту работу делает приходящий психолог, но справиться с такими объемами работы ему не под силу. А ведь до конфликта с директором у центра был свой постоянный врач, женщину-профессионала просто уволили из-за того, что та подала на Хутакова в суд. Директор не выплачивал работнику стимулирующие надбавки. Также пенсионеры потеряли единственного массажиста, мужчине сократили заработную плату вдвое, и он ушел. После этого услуги парикмахера, медицинское обслуживание, физиолечение и ряд других мероприятий, установленных индивидуальной программой и уже вписанных в те самые 75% пенсии, стали платными.
— Еще с нас забирают деньги за одноместные комнаты, — говорит она. — Так как я здесь живу более 15 лет, то с меня не берут, но вот другие очень страдают. У меня соседка, ей 82 года, она платит этот самый взнос, а на руках у нее остается только одна тысяча рублей. Как на это прожить? А еще меня возмущает то, что хоронят в необитых гробах. Я не поверю, что у человека после смерти не осталось денег от тех 75% пенсии, что оседают в бухгалтерии. Да и если умирают люди до 25-го числа, им пенсионный фонд все равно начисляет деньги. Неужели и здесь нужно экономить? Если да, то куда идут эти финансы?
Рабочий класс
На руках у Александра Михайловича не только жалобы от жильцов, но и копия коллективного письма работников центра к главе Бурятии Алексею Цыденову. Опять же анонимно, как и многие другие жалобы, бумага была отправлена, вот только ответа нет. Кто-то по-настоящему боится, а другие уже ни во что не верят. Многочисленные проверки прокуратуры, минсоцзащиты и других надзорных органов результатов не дали. «Любая комиссия идет по заранее спланированному маршруту, им показывают подставных лиц и пускают пыль в глаза», — жалуются люди. Но правда куда более неприглядная.
Из письма работников: «Директор организации заставляет работников называть столицы разных государств, извлечь квадратный корень в уме, читать стихи… В адрес работников, не исполняющих его прихоти, поступают соответствующие угрозы, например, лишение стимулирующих выплат». А затем, как написано в письме, «пересказывать заданные стихотворения и скороговорки наизусть». Не выполняет директор и редкие требования надзорных органов. Так, в 2016 году по предписанию Роспотребнадзора в учреждении должны были привести к соответствию по СанПиНу помещение перевязочного кабинета и карантина. Директор же предпочел заняться косметическим ремонтом и устройством живого уголка. Работы выполнялись силами коллектива. И это еще малая часть жалоб, большинство обращений было связано с непомерными нагрузками и переработками, что нарушает Трудовой кодекс РФ.
Несмотря на то, что многие уже отчаялись бороться, Александр Михайлович продолжает стоять на своем. Ему уже делали заманчивое предложение о переводе его в Читинский пансионат, откуда он родом, видимо, боятся. С другой стороны, как ни посмотри, добиться свержения директора не удавалось еще никому. А ведь закон предполагал, что директор должен развивать социальное учреждение, делать его лучше.
По словам Вертельникова, есть места намного хуже, чем их пансионат, но бороться с такой несправедливостью все равно надо. Не вечно же спать на потертых простынях, ходить в залатанных штанах и питаться невкусной едой.
