Однако несбывшаяся мечта юности сполна восполнилась историческими трудами во взрослой жизни. Целых 16 лет он руководил археологическим сектором в Бурятском институте общественных наук (ныне БНЦ — Бурятский научный центр). Именно он создал первую в республике кафедру истории, археологии и этнографии на базе Бурятского государственного университета. Это его заслугами мир увидел «Ильмовую падь» — княжеское захоронение одного из вождей хунну.
Несмотря на то, что Прокопий Батюрович знает три языка, написал множество научных трудов и стоит чуть ли не у самых истоков бурятской археологии, сам себя он называет довольно просто: «Я — чернорабочий истории». Почему это так, мы поговорили с самим Коноваловым.
— Прокопий Батюрович, расскажите, почему именно хунны.
— Стыдно признавать, но все это чистая случайность. Тема хуннских погребений или, проще сказать, могильников досталась мне от моего научного руководителя в аспирантуре Алексея Павловича Окладникова. Сам я в то время грезил совсем другими исследованиями. Еще до поступления в аспирантуру хотел заняться исследованиями памятников курыкан. Этот народ проживал на территории современной Бурятии и был хорошо известен китайским ученым, у них сохранилось множество записей тех времен. Примечателен тот факт, что курыканы являются одновременно предками и для якутов, и для бурят.
— Академик Алексей Окладников был вашим учителем и проводником в археологии?
— И да, и нет. Алексей Павлович только направил меня на путь хуннов. Свое же первое боевое крещение я прошел под начальством другого известного ученого.
— Кого именно?
— Им был Михаил Герасимов, выдающийся советский антрополог и археолог. Под его началом в 1959 году в Иркутском университете мне посчастливилось попасть на раскопки мальтийской палеолитической стоянки-поселения. Затем была стоянка Усть-Белая на реке Белая и много других интересных тогда для меня открытий. Так что Герасимов мой подлинный учитель.
— С чего начинали свою карьеру?
— В 60-70 гг. я занимался в основном могильными курганами. Часто посещал юг республики. Все мои работы и строились на том, чтобы найти, аккуратно раскопать и исследовать. Тогда в БКНИИ со мной работала еще один археолог, Евгения Хамзина. Она была немного старше меня и занималась как раз той темой, о которой я мечтал в юности — средневековым периодом. Хамзина проводила все свои исследования на севере региона — Курумканском и Баргузинском районах. Вот и получилось, что два археолога поделили Бурятию пополам.
— Вы работали под началом таких выдающихся людей. Почему вернулись в Бурятию?
— Бурятия обладает уникальным географическим положением. Здесь можно исследовать буквально каждый камень. В каждом районе вы найдете след древних памятников. Так сложилось, что после Иркутска меня направили на родину в БКНИИ. Это Бурятский комплексный научно-исследовательский институт. Я был принят в штат, получил должность младшего сотрудника и в течение двух лет продолжал свои исследования. Потом молодому ученому, если он хотел остаться в науке, нужно было идти и поступать в аспирантуру.
— Об Иволгинском городище говорят уже не одно десятилетие. Все о нем знают, но мало кто догадывается, что первооткрывателем хуннских могильников был поляк.
— Да, в конце 19-го века антрополог Юлиан Доминикович Талько-Грецкевич прибыл в Кяхту. Он открыл серию хуннских некрополей, произвел первые раскопки и обнаружил царский курган в «Ильмовой пади» периода хунну. К сожалению, а может, и к счастью, ему не удалось его раскопать. В своих исследованиях Грецкевич углубился лишь на 6 метров в глубину, а методы археологии того времени не могли дать ему четкую картинку того, что главное захоронение находится еще глубже.
— Прокопий Батюрович, все знают, что это именно вы завершили раскопки в «Ильмовой пади». Как долго продвигалась работа, и каким был результат?
— Работали мы на протяжении пяти лет, с 1970 по 1975 год. Слой за слоем погружаясь на глубину, мы натыкались на мелкие находки, осколки и черепки. На глубине в 9 метров перед нами наконец-то предстал сам могильник. Это был небольшой бревенчатый сруб, уложенный в два ряда, внутри него находился деревянный саркофаг. К нашему сожалению никаких сокровищ там уже не было, видимо, несмотря на глубину захоронения, его все-таки смогли обнаружить и разграбить. Но даже так курган все же представлял большую историческую ценность. Был даже проект по переносу его в этнографический музей города.
— А что это был за проект, и почему его не удалось реализовать?
— Финансовые трудности. В 1973 году мы даже приостановили все раскопки, чтобы дать министерству культуры и охране памятников придумать, как со всем этим быть. Потом спустя какое-то время одним архитектором был разработан детальный план переноса памятника, но и от этой идеи пришлось отказаться — слишком затратно. Рассматривался еще вариант консервации на месте, но кто поедет за 20 километров в тайгу от Кяхты? В конечном итоге та часть камней, которая была нами поднята, пронумерована и разложена по периметру котлована, очень быстро растащилась местным населением на хозяйственные нужды. Но тем не менее по итогам 5-летнего труда в 1976 году я закончил свою вторую монографию «Усыпальница хуннского князя в Суджи».
— Не слишком ли лирическое название для научной работы?
— Ничего страшного, немного литературности не помешает.
— Я знаю, что вы скромный человек и не слишком любите, когда все вокруг вас превозносят. Но, тем не менее, благодаря вам в Бурятии начала развиваться археология. С какими трудностями пришлось столкнуться уже на руководящих должностях?
— Когда в 1974 году создался наш археологический центр, все были очень этому рады. В 76-м я стал его руководителем. Ничего особо не поменялось, только вот голова стала болеть немного чаще. Постоянная беготня по бухгалтериям, договоры с транспортом, вечная нехватка денег. На нас тогда выделяли не так много денег, да и штат был небольшой. Чаще нанимали студентов или школьников. Из них мало кто по-настоящему болел профессией.
— У вас возникало желание уйти?
— Никогда. Я всегда следовал русской пословице: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж». Разве можно бросить то, за что ты уже взялся? Конечно, ничего романтичного в полевых работах нет, кроме самой романтики. Там только физический изнуряющий труд, а потом нужно очень много работать мозгами. Остаются самые крепкие. Я частенько люблю повторять, что археологи — это чернорабочие исторической науки.
— О хунну говорят очень много, но каково же значение их истории для Бурятии и для мира?
— Трудно ответить. Все еще остается много белых пятен. Если вы спросите у монголов, являются ли они настоящими потомками хунну, они скажут «да». Такой же ответ последует и от тюркских народов, и от бурят. Все хотят найти свои изначальные корни. Этот древний кочевой народ жил здесь на рубеже веков. Два века до нашей эры и два века после нашей эры. Разве этого недостаточно, чтобы желать узнать о них еще больше?
На этой неделе у Прокопия Коновалова юбилей — 80 лет. В честь знаменитого археолога проводится международная конференция «Актуальные проблемы археологии и этнологии Центральной Азии». Друзья, коллеги по цеху, все съезжаются в Улан-Удэ, чтобы поздравить юбиляра и выразить ему свое почтение. Кто-то даже пошутил, что Прокопий Батюрович «крестный отец» всех археологов.
А вот что говорят о нем его друзья
Николай Крадин, член-корреспондент РАН, заведующий центром политической антропологии Института истории:
— Почти каждый ученый, смотря на своих предшественников, думает: «Что я делаю не так, что я не успел еще сделать?». Прокопий Батюрович — человек очень одержимый наукой. Он все время служил и продолжает служить главному делу своей жизни — археологии. Говорить о его заслугах можно очень долго, хотя сам он этого не любит, но именно такие люди, как он, должны быть главным примером для подрастающего поколения.
Турбат Цагаан, профессор, заведующий отделом бронзового и железного веков, Институт истории и археологии АН Монголии:
— В свое время я защищал диссертацию по теме «Хуннская погребальная обрядность». Так вот, книга Прокопия Батюровича «Хунну в Забайкалье» стала для меня на тот момент настольной книгой и продолжает ею оставаться. Он мой наставник и я часто консультируюсь у него по многим вопросам. Сейчас в монгольской науке очень сильно развивается русская тематика, и нужно сказать, что Коновалов сейчас на самом пике моды. Он ценится как ведущий мировой специалист по хуннам.
Урсула, профессор Боннского университета, Германия:
— Прокопий Батюрович — уважаемый ученый в мире. Он один из самых лучших археологов мира и настоящий джентльмен. У нас в Германии очень мало специалистов по хуннам, но много ученых, которые изучают историю гуннов, сыгравших важную роль в падении Западной Римской империи. Сейчас ученым становится интересно, есть ли между этими народами связь. Неудивительно, что в Европе стало уделяться внимание первой империи кочевников, жившим на территории Азии. Поэтому работы профессора Коновалова так высоко ценятся в Европе.
Любовь Лбова, профессор Новосибирского университета, кафедра археологии и этнографии:
— Судьба свела меня с Прокопием Батюровичем по моей инициативе. Еще школьницей я написала письмо в газету «Молодежь Бурятии» и попросила найти для меня возможность устроиться в археологическую экспедицию. Ответ не заставил себя долго ждать, уже через несколько недель я стояла перед Коноваловым и просилась в экспедицию. Брать меня категорически не хотели, но пришел отец, о чем-то поговорил с Прокопием Батюровичем, и вот я уже не один десяток лет работаю археологом.
Николай Васюткин, генеральный директор газеты «МК» в Бурятии»:
— Мне повезло познакомиться с ученым-легендой в области археологии Прокопием Батюровичем Коноваловым будучи студентом юрфака, когда изучал вопросы становления государственности в Центральной Азии до периода средневековья. О значимости этого ученого из Бурятии свидетельствуют такие факты, как приезд на его юбилей ученых из Германии, Японии, Монголии, Китая. Мое же знакомство было продиктовано одним обстоятельством — это большой пробел в науке о всемирной истории государства и права. Мы изучали историю монгольской империи периода Чингисхана, но мало кто знает, что южная Бурятия и Монголия являются колыбелью первых крупных государств кочевников в Центральной Азии — хунну, сяньби, жужаньский и уйгурский каганаты, кидани.
Безусловно, первой империей кочевников считается империя хунну. Для нас, жителей Бурятии, это важно знать, особенно в условиях поиска брендов для республики. Наш мировой бренд это не только озеро Байкал, но и хунны, изменившие ход мировой истории. Мы можем с гордостью говорить, что Бурятия это колыбель империи хунну, историю которой благодаря Прокопию Батюровичу Коновалову узнал весь мир.
