Специально к этому событию творческим объединением «Экран» был снят телевизионный фильм «Лучшая дорога нашей жизни» (реж. А. Воропаев, – прим. автора), первую серию которого показали 25 сентября.
Естественно, как и все, жившие тогда в бамовских посёлках, я этот фильм видела и даже много раз, когда появился Интернет, пыталась найти, чтобы пересмотреть. Но я не помнила, ни названия, ни сюжета, только финал – первый поезд и белый рояль, на котором играет жена главного героя. Но самое удивительное, я не запомнила, что в фильме звучит голос легендарного Максима Кусургашева.
Этот фильм я найду спустя 35 лет, когда, собираясь на интервью к Александру Галибину, решу, на всякий случай, посмотреть его фильмографию. В своём блокноте, я сделаю пометку: «Спросить про «Лучшую дорогу», вот только спросить не успею. О том, что это именно тот фильм, я узнаю через несколько дней, когда из Москвы позвоню в Кичеру и на вопрос, что я делаю, отвечу: «Интервью с Галибиным расшифровываю». Сначала мой собеседник замолчит, потом уточнит: «Пашкой-Америкой?», а затем, не дожидаясь моего утвердительного ответа, ошеломит: «А ты знаешь, что он у нас в Кичере был?». «Как? Когда?», – не поверю я. «Не помню. В начале 80-х, – последует ответ, – они кино какое-то снимали на Неручанде, в бригаде Рябкова». Я брошу всё и сяду смотреть фильм. Фильм, в котором герои, как и мы когда-то, постоянно слушают совместные эфиры радиостанций «Маяк» и «Юность».
Моя бамовская юность! Родные имена
Александр Бондарь. Я даже нашла свою фотографию, где мы – делегация Кичеры на комсомольской конференции в Северобайкальске.
Театр «Молодая гвардия». Когда фильм будут снимать, театр уже несколько лет будет иметь новую прописку, из Звездного бригада Бондаря переедет в Кичеру. Там появится улица Театральная.
Улица Театральная! Штамп о прописке на этой улице у меня до сих пор стоит в паспорте.
Анатолий Байков! Когда фильм выйдет, Толи Байкова уже не будет, он умрёт от острой лейкемии 5 сентября 1983 года в Боткинской больнице в Москве. Но это ему, там, на разъезде Балбухта, будут адресованы слова «Мы пришли к этой стыковке, Толя!». И это не просто слова, это жизнь, это судьба.
«Город на заре». Именно так хотели назвать свой посёлок посланцы XVIII съезда ВЛКСМ, строившие Кичеру. Я буду о них писать. И не только о них.
Героями моих материалов станут и те, кто строил дорогу, и те, кто возводил поселки, и те, кто лечил, и те, кто учил, и те, кто уехал, и те, кто остался. Однажды в качестве героев я выберу ребят из своего бамовского класса, над которым когда-то шефствовала бригада того самого Александр Бондаря. Некоторым из них довелось присутствовать на укладке «Золотого звена», кому-то посчастливилось играть в театре Анатолия Байкова «Молодая гвардия». Мне выпало сохранить об этом память.
В многочисленных папках вырезки из разных газет, на компьютере множество файлов с историями тех, кто когда-то, 45 лет назад, бросив привычный, комфортный быт, отправился в тайгу строить лучшую дорогу своей жизни, преодолевая обстоятельства и себя. Три моих материала войдут в книгу «БАМ – дорога нашей судьбы».
Но по-настоящему я это осознаю только, когда пойму, что не один, а три моих последних героя, тоже связаны судьбой с «лучшей дорогой нашей жизни».
Юрию Шлыкову я позвоню сразу же, прервавшись между сериями. Узнав о том, что я «только последние 3 года живу в Москве, а так-то я с БАМа», Юрий Вениаминович, а для большинства просто «инспектор Лосев», скажет: «Кланяйтесь всем бамовцам. Это великие люди!».
Михаил Богдасаров напишет: «Наталья! Спасибо, что напомнили! Вот это трогательный какой материал! Такая романтическая и по-настоящему мужская тема! И это моя первая роль со словами».
А Александру Галибину я скажу сама: «У меня часто спрашивают, как я выбираю своих героев, а я отвечаю: «у меня обязательно должна быть с ними общая история». Но, когда мы прощались, ни он, ни я, даже не представляли, что у нас не просто история общая, у нас общая дорога – лучшая дорога нашей жизни.
АЛЕКСАНДР ГАЛИБИН. Я занимаюсь детским кино
19 сентября в российский прокат выходит фильм Александра Галибина «Сестрёнка», снятый по повести классика башкирской литературы Мустая Карима «Радость нашего дома». В один из дней августа мы встретились с Александром Владимировичем на Шаболовке. Стены старой телестудии лучше всего располагают к откровенности.
– Александр Владимирович, прежде всего о самом важном для Вас сегодня. Как возникла идея снять фильм по повести Карима?
– У меня есть картина «Золотая рыбка», рассказывающая о двух мальчишках, эвакуированных из Ленинграда в Киргизию. Однажды братья находят книжку с чудесными картинками. Это сказка Пушкина. Мать читает сыновьям её перед сном – и в жизни мальчиков появляются мечта и смысл: стать обладателями заветной золотой рыбки и загадать три желания, одно из которых возвращение отца, живого и здорового. А «Сестрёнка» – это продолжение темы, как сохранить в себе любовь и веру в чудо и добро, пройдя через страшные испытания.
– По сюжету, башкирский солдат в разорённом доме, где расстреляна вся семья, случайно находит живую девочку и пишет жене письмо.
– Украинская девочка Оксана попадает в башкирское село, в семью, где растет мальчик Ямиль. Девочка из ада попадает в рай. Вначале она вообще не понимает, о чём они говорят. И ей нужно заново осознать, что есть добро и любовь. Что-то такое сделать с собой, чтобы заново поверить людям. А мальчик, который желает ей только добра, он её сразу очень любит, потому что это его сестрёнка. Мама привозит ему сестрёнку. Но он не может понять, как к ней подступиться. И отношения между детьми поначалу складываются непросто. Но постепенно между ними возникают доверие и любовь. И этот первый шаг прихода к друг другу делает девочка, потому что она старше, она прошла через войну, и она знает, что это такое – терять. В картине достаточно много человеческих перипетий. Серьезных психологических перипетий, когда детям нужно принимать решения, как поступить в той или иной ситуации. И они эти решения принимают. И есть испытания. Там есть расставание — серьёзное испытание для детских сердец. Детство – это вообще иногда такое испытание. Очень серьёзное.
– Александр Владимирович, давайте вернёмся к вашей «Золотой рыбке». Фильм произвёл на меня очень сильное впечатление, не только самой историей, но и тем, как дети решают проблему очень серьёзного нравственного выбора.
– Ту картину я посвятил папе. Потому что папа прожил очень непростую жизнь. Он – детдомовец. У него все погибли в блокаду. И брат младший погиб, когда на барже их переправляли через Ладогу. Я посвятил папе, потому что, думаю, когда он остался в 13 лет один, а это 42-ой год, то, конечно, у него не раз была проблема выбора. И проблема чести, проблема достоинства человеческого. Я думаю, он не раз с этим сталкивался. Он не любил про это говорить. И собственно мало каких-то рассказов есть. Но те крохи, которые я знал, я вложил в ту картину и в этих двух маленьких детей. Там нет никаких параллелей с моим отцом. Там просто есть вот этот выбор, о котором Вы сказали. Человеческий выбор. И понимание, что выбор никогда не связан с предательством. Выбор всегда связан с чистотой замысла. И поэтому момент, когда ребята делают выбор, он самый важный в картине.
Ради своей цели они обманывают, воруют деньги у мамы, продают спирт, то есть совершают поступки, которые с одной стороны вроде бы ради благого дела, а с другой стороны идут в разрез с любым благом. И тогда возникает момент выбора, что же есть истина. Когда они эту золотую рыбку наконец покупают, появляется девочка, которая просит, чтобы одно желание они отдали её дедушке. Дедушке, который их же и спас, когда их к воротам привязали и хотели камнями забить. А они говорят, что желаний больше нет. Но потом они раскаиваются и делают этот непростой выбор – спасти дедушку. И они идут на следующий день к этому дедушке, чтобы отдать ему желание. И выясняют, что дедушка умер. И тогда происходит очищение. Через слёзы происходит очищение детей. Через смерть дедушки они понимают, что такое любовь. И когда они приходят домой, то папа спит.
Эта тема мне очень важна. Она принципиальна. Именно связанный с детством момент выбора. И поэтому я занимаюсь детским кино, а не взрослым кино. Хотя, наверное, есть много интересных взрослых тем. Конечно, есть. Но вот эта чистота, она идёт из детства и её важно сохранить.
– И в том и в другом вашем фильме дети совершают поступки.
– Да. Это очень важно. Потому что сегодняшние дети поступки не совершают. Этим и отличается одно время от другого. И я говорю об этом не потому, что мне жалко, что нет той страны, в которой я вырос или, что военные дети другие. А они действительно другие. И моя мама, которой 90 лет, она другая. И папа другой был. Это другие люди. И сейчас никто из детей, большинство, 90 процентов, не совершают таких поступков. Сердца их сегодня наполнены чем-то другим: компьютером, интернетом, социальными сетями, чем угодно, но только не книгой. Понимаете, когда Высоцкий в «Балладе о борьбе» поёт:
Если, путь прорубая отцовским мечом,
Ты солёные слёзы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал, что почём…
– Значит, нужные книги ты в детстве читал!
– Это колоссальные совершенно строчки. Колоссальные! И сегодня этого не хватает. Это не значит, что сегодня должен быть какой-то катаклизм, чтобы повернулось сознание, но что-то должно быть. И об этом я рассказываю в своих картинах.
– Ваши фильмы поражают своей искренностью и, что немаловажно, достоверностью. И это удивительно, ведь в главных ролях дети. Как Вы находили их? В советское время отбор детей в кино, особенно в фильмы о войне, был очень серьёзным. Например, Барас Халзанов в 1985 году, чтобы найти детей для своего фильма «Горький можжевельник», объехал всю Бурятию.
– Мы тоже самое делали. Для «Сестрёнки» мальчика на роль Ямиля мы искали почти год. Потом на кастинг случайно пришёл Арслан. И когда я его увидел, я сказал, что это он. Я считаю, что это уникальный мальчик. Когда он начал сниматься ему еще не было шести лет. И продюсер, и оператор меня предупреждали, что это может быть катастрофа, но я настоял на этом мальчике, и никто ни разу об этом не пожалел.
– А Федя и Стёпка из «Золотой рыбки»?
– Это замечательные ребята московские – Ваня Егоров и Ярослав Ефременко. Там была только одна проблема. Это вообще проблема общая, потому что не один ребенок современный он не в состоянии понять, что такое война, и что такое быть голодным во время войны, и что такое ждать отца с фронта. Поэтому приходилось делать какие-то вещи, например, знакомить с бытом киргизским. И я попросил смотреть картины о войне, например, «Иваново детство», «Замри - умри - воскресни», замечательная есть картина. Страшная очень. Кроме этого мы всё время разговаривали. Всё время репетировали. Каждый день независимо от того, когда закончится смена, в одиннадцать часов ночи или в двенадцать. Независимо от времени, мы собирались, и час или минут сорок, разбирали будущую сцену на следующий день.
– В фильме есть и очень страшные сцены. Наверное, детям психологически было не просто работать в какие-то моменты съёмок?
– Да, в картине есть одна жуткая сцена, когда мальчиков такие же, по сути, мальчишки, привязывают к воротам и хотят забить камнями. Но девочка успевает рассказать дедушке, и тот не допускает расправы. Он их мирит. И здесь тоже речь идёт о любви. Прежде всего о любви. Этой сцены не было в сценарии. Я её придумал и просто настоял, чтобы она была. Хотя продюсер был против этой сцены. Потому что это очень жестокая сцена. Там ведь не просто противостояние между мальчиками, там столкновение двух религий, двух культур. Мне не хотелось из этого делать авторский взгляд какой-то, но мне казалось, что без этой жестокой сцены не будет понятно, как они приходят к этой вот любви к друг другу.
Конечно, я им рассказывал, готовил к тому, что им предстоит очень такой непростой путь в этой картине. Они это правильно все понимали, и я очень рад этим ребятам. Очень рад, что жизнь свела с ними. Хорошие толковые ребята, не знаю, как сложится их судьба, но с работой в картине они справились достойно.
– В ваших фильмах практически нет сцен сражений, но по степени психологического воздействия на сознание, что война – это беда, что это страшно, что это огромная человеческая трагедия, они не уступают тем советским фильмам, в которых вроде бы тоже не стреляют, но каждый понимает разрушительный масштаб случившегося и непоправимость этого случившегося. Вы снимались в фильме Киасашвили «Привет с фронта».
– Иван Давидович Киасашвили, талантливый режиссёр и сценарист, к сожалению, рано ушедший, снял замечательный фильм о первой любви, о первых чувствах и о том, как война убивала их, этих мальчиков, практически детей, обрывая их мечты, перечёркивая судьбы. В картине мы ведь ни разу не видим этого Юру Ведерникова, но, благодаря письмам, вся его короткая жизнь проходит перед глазами, и ты ясно представляешь себе этого мальчика, за судьбой которого – трагедия целого поколения. Поколения тех, кто не узнав жизни, любви, со школьной скамьи попал сразу на фронт.
– Мне кажется Андрей Ташков просто гениально сыграл свою роль, читая за кадром письма Юры.
– На этой картине замечательные ребята собрались, Саша Кузнецов, Андрей Смоляков, Иван Бортник. Саша Марин там чудесный. Девочки замечательные, медсёстры, Лена Майорова, Янина Лисовская, Лена Шилкина, которая роль Нины играет. Но даже не в этом дело. Там сама проза Вячеслава Кондратьева тональность задаёт колоссальную. Она невероятно пронзительная проза Кондратьева. И там как-то фальшивить-то нельзя. И эти письма, которые пишет Юра, они простые, но и глубокие очень письма. И режиссер это очень хорошо понимал, чувствовал и создавал эту атмосферу, атмосферу человеческой боли. Это очень пронзительная картина, я ее очень люблю.
– Советское кино оно, действительно, очень пронзительное, проникновенное. Неужели это навсегда утрачено? Или есть надежда, что сегодняшнее российское кино по своей философии, по уровню того, как делают, даже по отношению к тому, что делают, приблизится к советскому кино?
– Нам не надо выходить на этот уровень, потому что это огромный культурный слой, на который мы уже опираемся. Мы с ним уже живём. Сейчас много молодых, талантливых ребят снимают очень хорошие картины. Я будучи членом жюри и просто, когда смотрю картины, вижу желание как бы дотянуться до тех вершин. Но сознание уже поменялось у людей, оно просто стало другим. Никогда сейчас не снять такую картину как скажем «Монолог» Ильи Александровича Авербаха, но может быть и не нужно так снимать.
С другой стороны… понимаете, меня в театре всегда интересовал человек, его суть на сцене. И в кино меня тоже интересует человек, но через детей. Я всегда думаю, что вырастает из ребенка, который проходит такое страшное горнило, как война. Что из него вырастает и какой путь у него дальше. И советские картины о войне – это выдающиеся картины. Я ничего не имею против «Т-34», но это не картина о войне. Наверное, это нужно. Но мне ближе «Отец солдата» или «На войне как на войне» или «Батальоны просят огня». Потому что эти картины – это даже не рассказ о войне, это рассказ прежде всего о людях. А не о том, как один танк чуть не завоевал всю Германию. При этом все вроде бы сделано хорошо, и актеры все делают хорошо, но это не кино о войне, это не имеет никакого отношения к войне. Это что угодно, страшилка, компьютерная игра, но это не про людей. Это про что-то другое. А я не хочу про что-то другое. Я может быть уже старый, я устарел, я старомоден, но мне это, правда, неинтересно. Мне скучно. Мне просто скучно.
– Спасибо большое за встречу и успеха Вашему фильму.
