Церемония награждения прошла в Иволгинском дацане с участием официальных лиц Монголии, членов правительства и парламента Бурятии. Об этом и многом другом мы беседуем с Хамбо ламой Дамбой Аюшеевым.
— Достопочтимый Хамбо лама, по сообщению пресс-службы Буддийской традиционной Сангхи России вы удостоены высокой награды “за весомый вклад в укрепление монгольского мира и российско-монгольских отношений”. Как вы лично относитесь к этому событию?
— Для меня это стало новостью. И если бы мне раньше сказали, что буду награжден орденом, я попросил бы этого не делать.
— Почему?
— Когда мне говорят, что я много делаю, я говорю, что это моя работа, моя прямая обязанность как Хамбо ламы. Я делаю то, что должен делать, и хвалить меня за это не надо. Поэтому лично я воспринял событие как награда должности главы Буддийской традиционной Сангхи России, как награда Хамбо ламе Итигэлову, благодаря которому число монгольских прихожан заметно увеличилось. Многие монголы, рядовые и видные деятели государства здесь побывали и намерены приезжать сюда еще и еще...
— Впереди большое светское событие — 350-летие вхождения Бурятии в состав Российского государства. Ваше отношение к этому празднику?
— Я отношусь нейтрально, поскольку, как вы сами заметили, событие это светское. Власти получают федеральные средства и распределяют их на строительство объектов социального значения. Все, что делается в рамках 350-летия, делается для людей, проживающих на территории республики. Но буряты живут не только в Бурятии. Я, например, выходец из Забайкальского края, где, как и в соседней Иркутской области, есть представители бурятской национальности, но они, в отличие, например, от джидинских, закаменских, тункинских бурят (и прочее) не вовлечены в событие и не чувствуют праздника. Хотя, подчеркну, речь идет о слиянии двух культур и двух народов — русских и бурят, а не слиянии двух территорий.
— Иволгинский дацан будет принимать участие в юбилейных событиях?
— Дацан, конечно же, будет принимать гостей, как и всегда, что хорошо с точки зрения развития туризма и установления деловых контактов, которые, возможно, пойдут на пользу экономическому развитию региона. Хотя дацаны (места, по определению, уединенные, удаленные от светской жизни) предназначены, прежде всего, для верующих и священнослужителей.
— Но религия нуждается в пропаганде…
— Все зависит от верующих. Если люди искренне верят, если они состоятельные и самодостаточные, дацаны будут стоять. Если вера иссякнет, храмы станут пустыми, холодными и грязными. Если молодые люди не будут приходить к нам, становиться хувараками и ламами, то у религии не будет будущего.
— Храмы строятся, что, к слову, ставят вам в заслугу, и в верующих тоже вроде бы недостатка нет…
— Да, храмы строятся и в верующих недостатка нет. Я на протяжении многих лет веду политику закрепления людей на родной земле, способствуя развитию номадного животноводства, в первую очередь — овцеводства. Вы, наверное, обратили внимание, что победителям спортивных состязаний, которые ежегодно проводятся Иволгинским дацаном по случаю различных религиозных праздников, мы уже не вручаем автомобили отечественного производства. Теперь лучшим из лучших в скачках, в стрельбе из лука или в бурятской борьбе мы дарим бурятских аборигенных овец. В минувшем году, например, лучший наездник получил 42 барана породы “буубэй”. Свои маленькие отары теперь есть у лучших борцов и мэргэнов, которые, даже будучи городскими жителями, уже никогда не оторвутся от своих корней.
— Люди, стремясь к лучшему, покидают малые села, уезжают в города. Они меньше всего думают о своих корнях, когда речь заходит об элементарной выживаемости, ведь в деревнях нет работы…
— Богатые россияне стремятся к тому, чтобы их дети жили за границей. Многие наши земляки мечтают устроить своих чад в крупных российских городах поближе к западу. Молодые люди из бурятских деревень поступают в высшие учебные заведения и остаются в Улан-Удэ. Города всасывают наших детей как пылесос, растворяя их. Это всегда неотвратимое одиночество. И чем больше город, тем меньше шансов найти себя в нем. Мы добровольно отрываемся от своих корней. Например, ответьте на вопрос: как далеко мы отошли от своего традиционного питания? Суши, роллы, мидии, лобстеры, креветки, китайские, корейские и прочие блюда, выработанные из животных и растений, которые у нас не растут и не водятся. Они занимают в нашем ежедневном рационе все больше и больше места (на 60, на 80 процентов), вытесняя традиционную пищу, которой жили наши предки в суровых условиях, и, главное, ведь выжили. Отказываясь от привычного для нас питания, мы отказываемся не только от традиций — от самой жизни.
— То есть?
— Бурятия занимает одно из первых мест по распространенности такого заболевания, как туберкулез. В голове не укладывается: мой скотоводческий народ, который веками пил кумыс, изготовленный из молока бурятских лошадей, и благодаря чему был защищен от смертельного недуга, сейчас, в XXI веке, страдает от туберкулеза! То же самое происходит и с духовной пищей, которую, возможно не замечая этого, мы заменяем другой — не нашей.
— Например?
— Обратите внимание на массовые зрелищные мероприятия, которые часто проходят на площади Советов. Неизменным “гвоздем программы” там становятся выступления каратистов, “ушуистов”, “таэквондистов”. А где не менее зрелищные выступления борцов, лучников, где конные скачки? Коллективы художественной самодеятельности исполняют танцы зарубежных стран, наивно полагая, что это и есть богатство духа. В какой Франции или Испании вы увидите или услышите в дни национальных праздников бурятские песни и танцы в исполнении тамошних артистов? Мы усиленно отталкиваем от себя естественное богатство народа, не понимая, или не желая понимать, что чужое никогда не станет своим. Это мы (и никто больше) носители своей культуры и традиций, касается ли это эвенков, бурят, русских или представителей любой другой национальности, населяющей нашу страну.
— Власти республики это должны понимать…
— Нашим руководителям надо спуститься на землю, пообщаться с простым народом. Я плохо представляю себе эту картину, потому что власти привыкли разговаривать с людьми через посредников. Это касается и тех лам, которые, стремясь к уединенности, замыкаются высоко в горах, вдали от народа. Оставленные ламой люди в это время живут своей жизнью, без опеки, без присмотра, а образовавшийся вакуум заполняют различные лжепророки, экстрасенсы, новомученики. И когда лама спускается с гор, он видит, что люди уже не те, что они не свободны — они заняты другим и другими. Чья это вина? В том числе — ламы.
— То же самое можно сказать о чиновниках?
— Я всю жизнь работаю в религиозных организациях, которые никогда не имели бюджетные дотации и мне непонятно, как можно жить на казенные деньги. Мой знакомый чиновник, которому совсем немного осталось до пенсии, напротив, не представляет себя без бюджетных вливаний. Из бюджета получает зарплату, из бюджета собирается получать пенсию. Я спрашиваю его: почему в таком случае государство со всеми российскими праздниками поздравляет меня, а не его, такого крупного чиновника? А потому, что я работаю на государство, быть может, больше и лучше, чем он, отрабатывающий свою зарплату. В этом разница между чиновниками и теми людьми, которые трудятся на благо России вне бюджетной кормушки и каждый на своем месте.
— Достопочтенный Хамбо лама! Насколько нам известно, Буддийская традиционная Сангха России обзавелась английским жеребцом. По нашей информации, планы на него большие — жеребец должен улучшить породу аборигенных бурятских лошадей. Это правда?
— Существует такой проект, о котором я бы сейчас не хотел говорить. Но раз вы спрашиваете, отвечу, что улучшение породы лошадей — нормальная практика. Если не улучшать породу, не смешивать кровь, животные могут выродиться. Это аксиома. Примерно через год мы ожидаем появление первых жеребцов. Кобыл для английского скакуна мы выбирали самых лучших. Казалось бы, в национальной республике люди чуть ли не через одного должны ездить на конях. Но этого нет, в отличие от Забайкальского края, где очень многие занимаются этим замечательным видом спорта, в том числе — высокопоставленные чиновники, включая спикера Зак- собрания. У человека всегда есть выбор — построить дачу на берегу Байкала, съездить за границу или купить скакуна. Что выбирают наши люди?
— Дачу, заграницу…
— О чем это говорит? Это говорит о душевной скупости, потому что в лошадей нужно вкладывать. А им жалко! И я всегда удивляюсь, почему наши руководители, представляя Бурятию в Москве, за рубежом, сами не очень-то любят борьбу, скачки, стрельбу из лука — искусство нашего бурятского народа, которое мы, буддисты, бережно храним и по мере наших сил развиваем. Каждый представитель бурятской национальности должен уважать и с почтением относиться к этим видам спорта.
— О вкусах не спорят…
— Согласен. Но если глава администрации какого-либо района присутствует на состязании борцов, как говорится, “от и до” (даже если он равнодушен к этому виду спорта), разделяя праздник с простыми людьми, он, по крайней мере, имеет стыд и совесть. Ему стыдно покинуть спортивное мероприятие, почитаемое простыми людьми. Значит, ему небезразлично, что о нем будут думать люди. Ему совестно игнорировать. И он будет сидеть два, три, четыре часа вместе с простыми людьми, которых власти боятся. А у нас как получается? Пришел высокий чиновник, открыл состязание, побыл 15 минут и ушел. Заметьте, на Красной площади Кремля уже дважды проводились состязания по борьбе. И ни разу — на площади Советов в Улан-Удэ.
— На ваш взгляд, насколько хорошо в Бурятии развита борьба?
— Я пока не могу собрать на состязания, проводимые Сангхой России, 500 борцов в трех весовых категориях. Собираю только около 400, а, значит, борьба в республике еще не поднялась на должный уровень.
— Спасибо за беседу!