«Есть у революции начало — нет у революции конца»
Злые языки тут же припомнили власти этот ее лозунг ноябрьских транспарантов. Но позднее — у костров 70-80-х, когда очередь занимали с ночи. Мстительно крушились магазинские ящики, в огонь летела тара из-под дефицита. Дефицитом было все — колбаса, майонез, бюстгальтеры, пиво, югославские сапоги, кран-буксы…
Но хлеб!.. Мы были детьми фронтовиков. В холодильнике могло не быть колбасы и масла, но пустая хлебница — сигнал тревоги. Не выбрасывали даже зачерствевшие корки. Мама заставляла съедать крошки. Если кусочек падал на пол, поднимала и целовала. Однажды я видел истерику у матери одноклассника Димы Эйзеншнейдера, пережившей блокаду Ленинграда. Она вышла покурить во двор и увидела в мусорном баке хлеб…
А у костра на пл. Революции я, как балтийский матрос, грелся в 80-х. Дабы февральским утром получить торт к дню рождения сына. Но торт, хоть и хлебобулочное изделие, не продукт №1. Вернемся в очередь 63-го. Давали два «кирпича» — черного и белого — на семью, и ближе к дверям булочной появлялся кто-нибудь из взрослых. Говорили, что прекратили давать бесплатный хлеб в студенческих и рабочих столовых.
Еще в очереди ругали «Никиту с его кукурузой», сетуя, что год неурожайный. Мол, подвели Украина и Казахстан. Целина, о которой радио на кухне трындело все детство, стала полупустыней (эрозия и выветривание). Шептались: СССР впервые закупил хлеб за границей (с того года постоянно). И впрямь, осенью 1963 года очереди за хлебом в Улан-Удэ исчезли — и я снова с удовольствием ходил в булочную на углу.
«Круглый с двумя дырочками»
Так наказывала мама, вручая мелочь и авоську: «Купишь круглый с дырочками… за 22, если не будет — буханку за 18 и полбулки черного…».
Поход за хлебом означал посвящение во взрослую жизнь. Потом, с класса четвертого, мне доверили и бидон. Взяв хлеб, я бежал в соседний гастроном №1 (сейчас «Уют» и пр.) за разливным молоком (отдельная тема). Хлебный отдел был и в ГУМе (рядом с «Тканями»), но не по пути. Главное, я любил уютный магазинчик «Хлеб». Посторонних товаров, к примеру, колбасы или рыбы, как в ГУМе, там не было и запаха свежих буханок ничто не перебивало!
Уже на подходе к углу доносился аромат хлеба. Он лежал на деревянных стеллажах, их выгружали на поддонах из машины прямо в магазин. Стеллажи были с наклоном, под каждый сорт свой. Иногда буханки из хлебозавода №1, что за горсадом, завозили вечером. Их мигом раскупали. Порой разбирали с неразгруженного фургона и шли в кассу — это разрешалось постоянным покупателям. Продавщицы хлеба были большими и добрыми, а продавцы колбасы — не очень. Так мне казалось.
«Мне поподжаристее, доча!..» — тыкала вилкой бабуся. И «доча» послушно исполняла просьбу.
Хрустящая корочка. Вот что мы потеряли вместе с СССР. Даже самый обычный «кирпич» был вкусным, с корочкой. Хлеб долго не черствел, за исключением черного. Хотя его продавали не в прозрачных пакетах. Чтобы проверить свежесть, пользовались двузубой вилкой, привязанной к полке. Еще у продавщиц под рукой имелся нож-мачете: он рубил хлеб мгновенно — по желанию клиента хоть на четвертинку.
«Уважаемые товарищи! Соблюдайте санитарные правила! Хлеб берите вилкой!» — потрясала пальчиком пышнотелая колхозница с настенного плаката. Ниже висела стенгазета с рецептами блюд из черствого хлеба. Рядом другой плакат: «Хлеб — наш труд, не забывай. Береги же наш народный, драгоценный каравай!».
Именно этот круглый каравай за 22 коп. (потом за 28) долгие годы украшал столы улан-удэнцев. Правильно — «хлеб подовый». Но мы, пацаны, называли его «круглым с дырочками». Почему дырочек было две — загадка по сию пору. Ноу-хау 60-х. Недавно купил «подовый» с одной дырочкой — не то, не то…
Требовалось недетское мужество, чтобы по пути домой не отгрызть корочку. Нередко гонцы заявлялись во двор с отгрызенными краями каравая, получая нагоняй. Через день история повторялась…
Слух о «подовом» достиг столицы. Студенты после каникул увозили в Москву круглый каравай, словно лакомство. То же делали гости Улан-Удэ уже в виде сувенира. Бабушки во дворе говорили, что за сорт «подовый» бурятским хлебопекам дали в Кремле диплом. Хочется в это верить.
Кроме того, в булочной имелись черная буханка за 16, «сайки» по 7 и белый батон за 25 копеек («сайки» и каравай хорошо шли с молоком). Это был основной ассортимент, не считая сдобной продукции. Кстати, регулярные рейсы за хлебом были выгодны тем, что копейки от сдачи я копил на сладкую «сухомятку».
Запретная «сухомятка»
Все детство только и слышал от мамы: «Не ешь всухомятку! Вредно!». Она не догадывалась, что запретный плод сладок…
Если грызть буханки на ходу я сдерживался, то попробуй совершить этот подвиг с рогаликом. О, рогалик за 7 копеек!.. Самые вкусные места «рожка» — поджаристые и хрустящие рога — обкусывались с двух сторон. А серединку уже доедал по инерции.
На втором месте по популярности (т.е. доступности) были коржики за 7 и «посыпушки» за 8 копеек, ватрушки с творогом и повидлом за 6-7 коп., «язык» слоеный — 6 коп., пресноватые маленькие булочки за 3 коп. Они также (кроме «языка») выпекались в школьной столовой. Мама давала в школу 15-20 коп. Их вполне хватало на компот-кисель и сдобу или второе блюдо с чаем. Но мы предпочитали первый вариант. Ведь грызть на ходу, согласитесь, вкуснее.
Одно время у нас, второклашек, по пути в школу повадилась отбирать мелочь шпана у деревянной лестницы на ул. Папанина (пр. Победы). И я видел, как они позднее уплетали «ром-бабу», приобретенную на отобранные деньги. Мы пожаловались старшим пацанам из нашего двора «Дом спец» и битва за хлеб была выиграна. Более того, старшие, в свою очередь, отобрали у шпаны ихнюю наличность и пошли в… булочную.
Немалый соблазн уже после школы представляли бублики с маком, хрустящая соломка и булки с повидлом или изюмом (9 коп.). Изюм выковыривался, потом принимались за саму булку.
На отдельном стеллаже в булочной лежали мои любимые «помадки» за 10 коп. После стеллажей перед кассой за стеклом помещались «ром-бабы» — маленькая за 14 коп. и большая за 28 коп. Хорошо пропитанные, они таяли во рту. Предметом вожделений были калачики в виде сумочки, крендели сахарные, кекс «Школьный» с изюмом — 16 коп. Был и весовой кекс, самым вкусным у него тоже была корочка.
Пирожные и торты — вообще отдельная песня. Небольшие пирожные имелись «в ассортименте» булочной. «Корзиночка», трубочки «Заварные» представлялись неземным лакомством. Но стоили 22 копейки. На все это приходилось копить. Торты, скорее, новогодняя тема, но все же помяну бисквитно-кремовый по 2,20, торт «Сказка» — 2,60 кг. Не новогодний, а демократичный вариант праздничного стола — вдвое дешевый торт «Ленинградский» на вафельной основе.
Уже в старших классах мы бегали в «Лакомку» — кафешку по соседству с магазином «Спутник». Оба заведения на том же месте.
Тот ли вкус?
Пирожок в кассовой ленте
Из советского «фаст-фуда» трудно пройти мимо пирожка с капустой (картошкой, рисом-яйцом, печенкой). Веселая тетка в халате цвета мартовского снега, напяленного поверх телогрейки, длинной вилкой молниеносно, чтоб не убежало драгоценное тепло, достает из огромной кастрюли пирожки и ловко пальцами в обрезанных перчатках заворачивает их в кусок кассовой ленты. Стоило удовольствие 4-5 коп. Почему в кассовую ленту? Как говорила героиня фильма «Москва слезам не верит», «с бумагой в стране напряженка».
Это в других городах, например, в Иркутске, где я учился, уличные пирожки называли «тошнотиками», а в Улан-Удэ я это слово услышал лишь в 90-х. А сквозь 70-80-е тянутся очереди у Гостиного двора за пирожками с ливером. В те времена такие пирожки изготавливались из натуральных говяжьих почек, печени, субпродукты привозили с Улан-Удэнского мясокомбината. Когда прохожий шел мимо Гостиных рядов, то прежде «слышал» аромат свежежаренных пирожков, а потом — гул вытяжной трубы «Пирожковой». И ноги сами несли тебя в конец очереди… Пирожками по 6 коп. штука на 1 рубль, бывало, обедала вся семья. Брали пирожки десятками, они обжигали руки.
Как тут не вспомнить, что волнения в 1962 году в Новочеркасске начались с того, что директор завода в ответ на возмущение рабочих по поводу роста цен на мясо-молочные продукты искренне посоветовал им временно питаться пирожками с ливером.
В 70-х студентом я подрабатывал на Иркутском мясокомбинате в цехе субпродуктов и видел, как мастер-контролер ножом наугад половинил пирожок из каждой партии. Если ливера было мало — заворачивал назад весь поддон.
«Две бутылки хлеба»
Именно так как-то выразился мой однокурсник Гоша Василюк в булочной. Короче, с хлебом были перегибы.
В годы «перестройки» в командировке хотел купить хлеб в сельском магазине, да не тут-то было. Продавщица сказала, что «хлеба мало, сначала колхозникам, а приезжим — если останется, по буханке в руки». И колхозники набивали буханками мешки — на корм свиньям. Дороговатый комбикорм было не достать, а хлеб всегда под рукой...
Даже когда на рубеже 90-х в Улан-Удэ ввели талоны на основные продукты, включая сахар и водку, хлеб был доступен всем.
В СССР этот стратегический продукт никогда не отражал своей реальной стоимости. Цену диктовал не рынок, она устанавливалась «сверху». Стоимость хлебной продукции не опускалась даже в памятном 1963 году, когда Советы закупали зерно на Западе, причем по мировым ценам. Хлеб продавался в убыток государству.
Даже по указу 1947 года, отменившим продуктовые карточки, цены на хлеб были ниже низшего предела. Кстати, тогда большая страна была поделена на три ценовых пояса. Любопытно, что в один пояс попали Москва, Ленинград и… Бурят-Монгольская республика. Хлеб ржаной стоил в диапазоне от 2 руб. 80 коп. до 3,30, а белый — от 6 руб. 20 коп. до 7,80. И это до денежной реформы 1962 года! Именно с той поры в деревне разучились выпекать хлеб, а приучились есть привозной, из города…
И все-таки советский хлеб был вкуснее. Вовсе не потому, что в детстве небо голубее и трава зеленее. Просто действовали единые ГОСТы, тем паче по отношению к «политическому продукту». Многие операции делались не автоматами, как сейчас, а вручную. И еще. Хлеб выпекали люди, знавшие ему цену. В 1980-м мои товарищи подрабатывали на хлебозаводе №1 — белили стены по ночам. Хлебом нас угощала пожилая женщина — мастер цеха. Она могла уйти домой, но все беспокоилась, как там тесто…
Более давнее воспоминание: замерз-шие, уставшие, в мокрых телогрейках, с коньками через плечо, бредем по темноте со стадиона «Динамо» и грызем купленный в складчину «кирпич», запиваем его водой из колонок. Помню поразившее тогда меня открытие: черный хлеб сладкий!