Над мрачным зданием бани по ул. Смолина реял алый стяг. Здесь коллектив коммунистического труда. Здесь добились экономии горячей воды. Здесь запрещен вход в женское отделение мальчикам старше 6 лет. Здесь не дают пиво на вынос.
Из других слоганов 60-х врезался в память «Моральный кодекс строителя коммунизма» — красочный щит в полстены. Лучшего места для «лобовой» пропаганды, чем предбанник-чистилище, не придумать: горячая вода в домах отсутствовала и люди парились в очереди часами. Чтоб смыть грехи. Моральный кодекс я мог отбарабанить с закрытыми глазами. Мне даже снилась магическая цифра «1980», облепленная повидлом.
Как раз к 1980 году — дате окончательной победы коммунизма — я понял, зачем улан-удэнцы терпели многочасовые банные очереди. Они ждали пива. Жаждали.
Измученные нарзаном
— Дайте нарзану, — попросил Берлиоз.
— Нарзану нету, — ответила женщина в будочке и почему-то обиделась.
— Пиво есть? — сиплым голосом осведомился Бездомный.
— Пиво привезут к вечеру, — ответила женщина.
М.Булгаков. «Мастер и Маргарита».
«Пива нет и не будет!!!» — душераздирающая табличка 1980-го. Так что пенный напиток в СССР могли не привезти к вечеру. По крайней мере, в Улан-Удэ. Пиво было — не таким острым, как колбаса, — но дефицитом.
В магазины бутылочное пиво доставляли в деревянных ящиках. На радостях «измученные нарзаном» мужики, не дожидаясь грузчика, уносили ящики за прилавок. Чаще «Жигулевского», реже «Бархатного». На этикетке обязательно стояла дата изготовления — ее придирчиво изу-чали. Уже позавчерашнее пиво считалось «старым». Чуть резковатое на вкус, «старое» теряло вкусовые качества из-за того, что было без консервантов, в процессе его сбраживания принимали участие микроорганизмы. Пиво было натурально «живым»! При откупоривании свежее пиво издавало нежный звук: «П-пах!» и после первого глотка на стенках бутылки появлялись характерные пленки-пузыри. Говорили: «Смотри, свежее!».
Стоила 0,5-литровая «чебурашка» «Жигулевского» 37 копеек, «Бархатного» — 42. Сладковато-дороговатое «Бархатное» недолюбливали, зато «Жигули» брали ящиками по 20 шт. в каждом. Разбирали за час, усеяв пол гастронома этикетками. На дамбе, в Пионерском скверике (у Одигитриевского собора), в горсаду и в иных укромных местах пиво вливалось в «горящие трубы» и пустые бутылки опять несли в гастроном — на задний двор. Чтобы сдать стеклотару при наличии другой тары — деревянной. «Тары нет» — популярный слоган 70-х. Принимались только чистые евробутылки — тихо матерясь, пивоманы сдирали этикетки у водоколонок. Зато ящик сданной стеклотары давал 3 руб. 60 коп. навару из расчета 12 коп. за шт. Залитые пивом «по уши», мужики брали кое-что покрепче…
Впрочем, мы отвлеклись. Разливное пиво привозили в больших деревянных бочках. Обычно хозяйка спрашивала у очереди: «Есть кто бочку открыть?». Всегда находился умелец, брал инструмент и ловко всаживал насос в бочку. Ему наливали кружку первому и все радовались, что так удачно зашли, на свежую бочку. Поллитровая кружка разливного стоила 22 коп. Нужно было выстоять очередь. Поэтому брали сразу 2-3 кружки, или в канистру, бидон, трехлитровую банку, если пиво на вынос. Однажды мы явились к заветному окошку с детской ванночкой, отчего очередь грохнула от хохота. Было это в Иркутске.
А в Улан-Удэ популярными точками раздачи пива конца 70-х и 80-х были стекляшка с народным названием «Укырка» близ Селенги, ларьки выше горбани №1, у автовокзала, на стадионе 25-летия Октября, на ПВЗ у старой барахолки, близ Уды и при бане на Батарейке. Пивные ларьки были во всех районах, от строящихся 40-х кварталов до Машзавода. Кроме того, пиво наливали в «шашлычных» в Гостиных рядах, на Саянах. На розлив привозили только «Жигулевское». Кружек не хватало, все гонялись за трехлитровыми банками. Из-за них, а также из-за очередности то и дело вспыхивали ругань, а то и драки.
Так как коммунизм никак не строился, пиво, в отличие от 60-х, нещадно разбавлялось. Комментарии пьющих пиво ничего хорошего не сулили: «да-а, сегодня с порошком переборщили», «кислятина», «моча», «совсем совесть потеряли, так разбавлять»... Глагол «бодяжить» в Улановке в ходу не был, но говорил о повсеместности явления в СССР. Банка шла по кругу, как артефакт. Очередник, прочувствовав важность момента, тут же менялся в лице, перед глотком оно обретало пафосный вид, будто его должны были принять в ряды КПСС.
«Я человек, измученный нарзаном», — уныло повторял похмельный монтер в другом классическом произведении «12 стульев» Ильфа-Петрова, а в одноименном кинофильме Г.Вицин стучал сушеной воблой об угол. Актерская находка. В Улан-Удэ любимой закуской к пиву была спинка минтая (вот куда она подевалась?). И стоила копейки. «В эту ночь решила вражья стая съесть спинку нашего минтая!» — пели в компании, опростав вторую банку.
От Батарейки до Закаменска
Поймал старик золотую рыбку.
— Отпусти меня, старче, я исполню твои желания.
— Хочу пива!
Бац! — ящик «Жигулевского. Холодного свежего.
— Ну, рыбка, теперь засолись!
Анекдот времен СССР.
Этот анекдот я услышал в начале 80-х на Батарейке — в очереди в пивной ларек. При этом рассказчик делал энергичные пассы, будто обстукивал вяленую рыбку. Как Вицин. Анекдот мгновенно облетел очередь.
Еще с послевоенных лет пиво варили на Батарейке. У улан-удэнского пивзавода была даже своя эмблема — два переплетенных «У», которую отдельные острословы трактовали как «пей». У завода был широкий ассортимент. Кроме «Жигулевского» и «Бархатного» второй ПВЗ (пивоваренный завод) выпускал «Рижское», «Мартовское» и даже темное «Украинское». «Рижское» пиво крепостью 3,4% было жестковатым и приятно горьким. Однажды я видел на прилавках гастронома №1 «Ленинградское» крепостью 5-6% содержания спирта. В другой раз нарвался на «Мартовское», которое по технологии выдерживалось на заводе два месяца. Эти сорта имели ярко выраженный вкус хмеля и солода. Другое дело, цена зашкаливала за 40 копеек, что считалось дорого, да и выбрасывали их на прилавки крайне редко, чаще перед революционными праздниками. Выпускали «Жигулевское» и в Кяхте.
Но все эти сорта меркли перед закаменским пивом! Автор сих строк — один из немногих счастливчиков, который пробовал тот «бренд» не где-нибудь, а в кабинете зам. директора Закаменского пивоваренного завода. Причем дважды. В первый раз, когда работал в республиканском обществе охраны природы. Повторно, как специальный корреспондент. То есть специально выбивший командировку «под пиво».
Не я один был такой хитрый. Помню, на вопросы об охране речного водоема зам. директора отвечал, пряча улыбку: «Знаем, знаем, зачем ты пожаловал!». Оба раза в разгар беседы-интервью в кабинет вплывала приятная дама с подносом, на котором стояли запотевшие бутылки «Жигулевского» (завод выпускал только этот сорт). Видно сценарий приема «проверяющих» был отработан здесь годами.
Из Закаменска пиво везли как сувенир. О тамошнем «Жигулевском» ходили легенды. Дескать, его варит «спец», немец-умелец. Сегодня, когда этикетку закаменского пива советских времен увидеть сложнее, чем полотна русских художников 19-го века, спешу озвучить секрет «Жигулевского» из уст главного инженера: строгое соблюдение ГОСТа плюс горная вода из артезианских скважин. Пробовал я и разливные «Жигули» в местной пивнушке ниже здания «Джидакомбината». Личное мое послевкусие: пиво было попросту… вкусным. В какой-то мере похоже на вкус чешского, но горечи чуть меньше.
«Пльзенское» (а также польское пиво) пили в те годы только работники торговли и обкома партии. Даже тут они не хотели стоять в одной очереди с рабочим классом, с гегемоном, которого на словах превозносили! Ведь тяжелые физические работы еще тяжелее без снятия усталости глотком после смены. Не случайно образцовый пивзавод построили в Закаменске, где добывали стратегический вольфрам. Горняки «Джидакомбината» поголовно пили пиво, обильно сдабривая его сметаной. Тоннельщики БАМа, бывшие метростроевцы, в конце 70-х жаловались мне, залетному журналисту, что тоскуют по пиву. Говорили, в Москве у них прямо в душевой стояли бочки «Жигулевского» — их оплачивал профком. Просили, нельзя ли об этом написать в газете? Можно. В порядке живой очереди истории.
Застой как отстой
Огромная очередь жаждущих.
Тетка не доливает гражданину в кружку после отстоя пены.
Тот начинает возмущаться. Тетка — очереди:
— Слышь, мужики! Этот вот хочет, чтобы вам пива не хватило!
Анекдот времен СССР.
Так, транзитом через БАМ, мы очутились в Москве. Там на улицах стояли загадочные пивные автоматы. Там, на другой планете, подавали к пиву раков, кальмаров и соленые орешки. Там зимой по желанию клиента — невиданное дело! — подогревали пиво. Отношение к пиву было неземным. Вспомните, как герои Леонова и Збруева в «Большой перемене» пили пиво перед тем, как отправиться на занятия в вечернюю школу (!).
Однако и в столицах с пивом был перебор. Это оттуда пошла присказка: «Пиво без водки — деньги на ветер!». Однажды и я попал под раздачу. В Ленинграде в 70-х отстоял очередь в подвальный пивбар в переулке близ Невского проспекта. И выпил кружку с водкой — соседи по столику уговорили. Выпил — и очнулся на скамейке перед крейсером «Аврора». Разбудил меня милиционер. Не, это их нравы, у нас в Сибири потребляют раздельно… Впрочем, мы опять отвлеклись.
Да, в СССР, помимо кустов, детских площадок и прочих мест традиционного употребления пива, были и специализированные заведения. Читал в инете, что фанаты янтарного напитка летали из Улан-Удэ в Иркутск. Так и было. Соседний город был на шаг впереди к приобщению к благам цивилизации. Пивбары при ресторанах появились в Иркутске, где я учился, еще в 70-х. Не говоря уж о «лягушатниках» на набережной Ангары. Качество «Жигулевского» здесь было выше. Тогда же на прилавках «Бродвея» — ул. К.Маркса выкинули монгольское «Боргио», темное крепкое пиво. Под влиянием моих рассказов о тамошнем пиве мой товарищ, студент БГПИ, купил авиабилет. В Иркутск самолеты летали каждый час. По студенческому билету полет обходился в... 3 руб. 30 коп. Но взрослые мужики летали пивными рейсами за 6 руб. 30 коп., потом за 9 рублей. В конце 70-х на Центральном рынке Иркутска открыли пивной ресторан. В цену входного билета входила закуска-ассорти. Фанаты пили пиво (товарищ ночевал у меня в общаге) и летели обратно через Байкал.
Словом, в народе не иссякала тяга к прекрасному. В разгар «застоя» — пены и лет — привезли из Японии банку пива. О, баночное пиво! Мы его видели только в несоветском кино. Ради такого случая купили в магазине «Океан» кальмаров. Изящным щелчком открыли банку — от дорожной тряски она выстрелила, как огнетушитель. До последней капли… слез.
С опозданием к середине 80-х в Улан-Удэ тоже решили внедрить культурное распитие пива. Как в столицах. «С раками». В нашем случае с позами (буузами). С их помощью решили бороться с пьянством. Позы шли в нагрузку. Вылилось это в антисанитарию и в то, что рифмуется с раками. Не хватало свободных кружек, и людям приходилось стоять над душой пьющего, обозначая, что посуда занята. Возникали те же уличные конфликты. Пиво в «Укырке» продавщица-стерва, жена офицера, безбожно разводила.
О доливе после отстоя пены дней на излете СССР речи не шло — сама пена отсутствовала как явление. Села «батарейка»…
Геннадий БАШКУЕВ.