Но спасибо депутату Государственной Думы, известной телеведущей Оксане Пушкиной, поделившейся на днях тревожным сюжетом в социальных сетях под заголовком «Бурятский левиафан». Спасибо, конечно, не за историю. А за то, что нашла мужество вступиться за супругу Андрея Сухорукова — Екатерину Сухорукову и двух ее детей, оказавшихся на положении «детей раздора» и разлученных с матерью их собственным отцом.
Как уже сообщал «МК», в прошлом году Андрей Сухоруков, будучи в командировке, без спроса забрал двух своих детей из школы в Обнинске и увез в Улан-Удэ. Екатерина Сухорукова несколько месяцев пыталась найти своих ребятишек, и вот, наконец, приехала в Улан-Удэ с юристом московской адвокатской конторы, забрала детей из школы и повезла их в Иркутск для проведения независимой экспертизы. По дороге в лучших традициях жанра их перехватил наряд полиции. Как это было, что стало поводом и чем это должно закончиться — в интервью нашего корреспондента с Екатериной Сухоруковой.
— Я вышла замуж за Андрея Сухорукова в 2004 году, у нас родилось двое детей — Саша, которому сейчас 12 лет, и Софья. Ей всего 8 лет. Дети имеют московскую прописку, и на момент возникновения конфликта проживали со мной, посещая частную школу-пансион «Дубравушка» в подмосковном Обнинске. Муж зарегистрирован в Улан-Удэ, да и с самого начала он, ссылаясь на свою военную и политическую карьеру, уговаривал меня на переезд в Бурятию, обещал заботиться обо мне и моей старшей дочери Насте от первого брака.
— И вы приняли такое приглашение?
— Да, но очень скоро поведение мужа по отношению к моей дочери резко изменилось, доходило даже до рукоприкладства «в воспитательных целях». Мне долго было непонятно, как от такого успешного и положительного мужчины могла уйти его первая жена, имея на руках малолетнюю дочь и сына-инвалида детства, и почему между ними с тех пор не возникало никакого контакта, даже по вопросам, связанным с воспитанием детей. Прожив с Андреем некоторое время и узнав «особенности» его поведения, мне все стало ясно. И в том же 2008 году после очередного случая жесткого обращения с моей дочерью и со мной, я решила уехать с детьми в Москву. Мой муж «рекомендовал» не предавать дело огласке и не устраивать скандала и бракоразводного процесса. В тот момент он был командиром военной части и депутатом Улан-Удэнского городского совета, и любые разговоры могли повредить его военной и политической карьере. Между мной и Сухоруковым было подписано нотариальное соглашение об уплате алиментов на содержание сына, однако это соглашение муж фактически не исполнял. Документ я передала в службу судебных приставов в Улан-Удэ.
— Но вы потом вернулись в Улан-Удэ?
— Муж уговорил меня. В 2009 году я вернулась в Улан-Удэ, где в декабре того же года родила третьего ребенка, Софью. Но мои надежды на счастливую семейную жизнь и изменения в поведении мужа не оправдались. Оформив отпуск по уходу за ребенком, я полностью попала в материальную зависимость. Ситуация в семье еще больше ухудшилась.
— В чем это проявлялось?
— Сухоруков отказывался давать деньги на содержание моей дочери Анастасии, попрекал ее едой и совместным с нами проживанием. Несколько раз выгонял за непослушание из дома. Возвращался со службы в ночное время в состоянии алкогольного опьянения, и если обнаруживал, что Анастасия не исполнила его указания по уборке квартиры, обливал ее ледяной водой в постели и кричал «подъем». Настя вставала на подоконник и, рыдая, обещала выброситься в окно. Я занимала сторону дочери, что привело к еще большему обострению отношений. Я не могла понять, как может относиться к жене и детям человек в солидном возрасте, уже имеющий опыт распавшегося брака и собственного сына-инвалида! Но Сухоруков и со мной не церемонился! Однажды после совместной поездки в гости оставил меня ночью без денег и документов в лесном массиве. На глазах у наших малолетних детей таскал меня за волосы, выкручивал руки, разбивал и рвал мои вещи и документы. Дети рыдали, кричали: «Папа, не трогай мамочку!», что, видимо, меня и спасало... Мне было очень страшно за себя и за детей, но отсутствие средств, статус мужа и его административные возможности, которые он обещал использовать, если я «буду рыпаться», и тот факт, что я одна с тремя детьми нахожусь за тысячи километров от Москвы, от друзей и родственников, которые могли бы мне помочь, сдерживали меня от ухода из семьи.
— Он постоянно был на взводе?
— Приступы агрессии сменялись бурным раскаянием и обещанием никогда такого больше не делать. Неоднократно я предлагала мужу пойти к семейному психологу, поработать над собой и над своим поведением, прекратить употреблять алкоголь, находить компромиссы для сохранения семьи и воспитания наших общих детей, но попытки не увенчались успехом.
— Кода вы вновь уехали в Москву?
— В 2012 году мы с мужем и детьми выехали в отпуск в Москву, далее в Крым. Мою старшую дочь Анастасию муж категорически отказался брать с собой, и она осталась с моими родителями в Москве. Скоро Настя попала в больницу, для лечения ребенка требовались дорогостоящие препараты и средства ухода. Сухоруков отказал, выдвинул жесткие условия: или он, или мой ребенок. Я была вынуждена досрочно выйти из отпуска по уходу за ребенком на прежнее место работы — во ВНИИ МВД РФ. Младшие дети проживали так же со мной, сын пошел в первый класс, дочь — в детский сад при гимназии. Но в 2013 году у мужа умерла мать, мы с детьми поехали на похороны бабушки в Улан-Удэ. Андрей был в очень подавленном состоянии, тяжело переживал смерть матери, но Настю у себя в доме видеть все равно не захотел. Между нами была вновь достигнута договоренность, что наши общие дети будут жить в Улан-Удэ, Настя у меня, а я сама — «на два дома».
Я — многодетная мама, у меня сложная ситуация в семье, малолетние дети, ребенок-инвалид. Тем не менее руководство ВНИИ МВД, где я как кандидат юридических наук, доцент занимала должность ведущего научного сотрудника, шло мне навстречу и предоставляло творческие отпуска и отгулы в удобное для меня время. Это время я использовала на воспитание детей в Улан-Удэ. Но последний раз беспрепятственно общаться с детьми у меня получилось осенью 2015 года. Тогда же мне стали известны факты, после которых о супружеских отношениях не могло быть и речи. С этого момента мы вступили с мужем в открытый конфликт.
— Как дальше развивались события?
— В марте 2016 года я сообщила Сухорукову, что намерена обратиться в правоохранительные органы, поскольку он препятствовал моему праву встречаться с детьми. В качестве аргумента пригрозила предать огласке факты об его истинном имущественном положении. После этого разговора Сухоруков согласился отправить моих детей в Москву. К этому моменту мои дети уже настрадались, нуждались в защите, моей любви и внимании. Я подала рапорт об увольнении со службы во ВНИИ МВД РФ и в мае 2016 года вышла на пенсию. С этого момента Софья и Александр проживали со мной, к отцу возвращаться отказывались, учились в частной школе-пансионе. Сухоруков в их воспитании участие не принимал, оплачивать образование детей отказался.
— Как случилось, что дети опять оказались у него?
— В ноябре 2016 года, зная, что в тот момент я находилась на медицинском обследовании, он, будучи в командировке в Москве, приехал в школу-пансион, забрал детей, оставил расписку, что берет их на два дня, и увез в Улан-Удэ. Свидетельства о рождении детей, необходимые для посадки в самолет, находились у меня. Каким образом Сухоруков провел ребятишек через контроль в аэропорту, я не знаю. Естественно, я написала заявление в полицию в ОВД «Алексеевский» Москвы об установлении местонахождения моих детей. Сухоруков сам позвонил мне только 5 декабря, в день рождения Софьи, и объявил, что подал в Октябрьский суд Улан-Удэ иск о разводе, определении места жительства детей с ним и взыскании с меня алиментов.
— Что вы решили предпринять?
— Самое интересное то, что на мои письма и обращения госструктуры не реагировали. Факт проживания посторонних людей в доме Сухорукова сотрудниками органов опеки и попечительства администрации Октябрьского района Улан-Удэ, проводившими обследование и составлявшими акт, и, опять же, находящимися в непосредственном подчинении у главы района, был скрыт. На мое обращение в Октябрьский районный отдел службы судебных приставов о принудительном взыскании с Сухорукова алиментов до сих пор ответа я не получила. На обращение по электронной почте с просьбой предоставить мне возможность доступа к электронному журналу учета успеваемости моих детей, адресованное директору школы №32 в Улан-Удэ в Октябрьском районе, я получила отказ. На обращение в адрес мэра Улан-Удэ о нарушении норм этики поведения муниципального служащего Сухорукова и использовании им должностного положения в личных целях был получен формальный ответ, что Сухорукову рекомендовано руководствоваться в своем поведении нормами права Российской Федерации. Как видим, на все мои обращения должной реакции не последовало, поэтому Сухоруков продолжает злоупотреблять своими правами, непосредственным примером чему послужили события 10 апреля 2017 года.
— Вы говорите о тех событиях, которые в конечном итоге просочились сначала в социальные сети, а потом и в СМИ?
— Да. 10 апреля я и мой представитель, юрист Лаура Гутиева прилетели в Улан-Удэ для прохождения судебной экспертизы, назначенной Октябрьским судом Улан-Удэ в рамках процесса по расторжению брака с Сухоруковым и определению места жительства моих несовершеннолетних детей Софьи и Александра. Никакого контакта с детьми, достоверной информации о состоянии их жизни и здоровья у меня не было. В Улан-Удэ мы разместились в гостинице «Прага» по улице Мокрова, ключ от номера оставили администратору и направились в школу №32. Дети были одеты не по погоде, Саша был обут в мои старые кроссовки, вещи Сони были в пятнах, ребенок имел очень неопрятный вид, а зубы находились в плохом состоянии. Потом мне позвонил муж, которому я сообщила, что дети находятся со мной, что я собираюсь остаться в Улан-Удэ на 3-4 дня, которые проведу вместе с ними. В гостинице мы переодели детей в теплые вещи, и пошли в город на обед, за которым, посовещавшись, решили провести независимую экспертизу, поскольку не надеялись на независимость местных экспертов. Мы вызвали такси, оборудованное для перевозки детей, и направились в Иркутск. Около 19 часов в городе Бабушкине наше такси остановили сотрудники ДПС, которые пояснили, что они осуществляют мероприятия по розыску похищенных из школы в Улан-Удэ двух детей и что о совершении данного преступления имеется заявление их отца Сухорукова. Вот такие дела! Я объяснила сотрудникам, что являюсь матерью детей, с их отцом состою в зарегистрированном браке, предъявила паспорт гражданки РФ, свидетельства о рождении детей и свидетельство о заключении брака. Заявила, что считаю наше задержание незаконным, попросила не нарушать наших прав и не препятствовать нашему передвижению.
— Тем не менее вас доставили в подразделение ОМВД Кабанска…
— Да! Дети были очень напуганы процедурой нашего задержания, плакали, просились в туалет, в чем нам было грубо отказано: «Ничего, потерпите». После долгих уговоров и слез детей водитель остановился на трассе, вышел и заблокировал нас в машине как каких-то преступников. Он побеседовал с сотрудником ДПС, сопровождающим задержанную Гутиеву и машину такси. И, видимо, получив разрешение, разблокировал двери и выпустил нас на 3 минуты из машины. В отделе нам была предъявлена ориентировка, подписанная начальником ОП №2 Управления МВД России по Улан-Удэ подполковником полиции Аюшеевым, в которой говорилось, что я и юрист Гутиева похитили двух несовершеннолетних детей. Потом в ОМВД Кабанска прибыл мой муж в сопровождении сотрудников отдела опеки и ПДН ОП №2 УМВД России, обслуживающий Октябрьский район. Меня, детей и Гутиеву перевезли в другое здание, как нам пояснили, для проведения разбирательств. Моих несовершеннолетних детей полицейские опрашивали без моего участия. А Сухоруков, завидев меня, в свойственной ему манере заявил, что я в Бурятии никто, что он меня предупреждал, и что детей он все равно у меня отнимет любым способом. В общем, угрожал мне, как мог! Ему вторили те, кого он с собой привез. Сотрудник ПДН объявила, что мои действия незаконны, что я похитила детей, о чем есть заявление их отца и заявление работников школы №32, что в отношении меня будут проведены соответствующие мероприятия и что мой номер в гостинице уже обыскали и обнаружили там детские вещи, и, наконец, у меня есть выбор — или я отдаю детей отцу, или их помещают в реабилитационный центр. Надо ли говорить, что меня эти люди вообще не слушали. Потом нас выпустили, и мы кое-как добрались с Гутиевой в Улан-Удэ.
— А гостиницу действительно обыскали?
— В Улан-Удэ администратор гостиницы рассказала нам, что в наше отсутствие в гостиницу прибыл глава Октябрьского района Сухоруков в сопровождении сотрудников полиции, потребовал открыть мой номер, все зашли внутрь и осмотрели. Затем в гостиницу прибыла дознаватель ОП №2 УМВД России по Улан-Удэ и также потребовала вскрыть мой номер. Дознаватель изъяла все вещи, которые находились в номере, не оставила никаких подтверждающих правомерность своих действий документов, администратору сообщила, что когда я вернусь, могу подъехать в отдел полиции, где мне все объяснят.
— Вы поехали?
— Поехали, но не в тот, который обслуживает территорию Октябрьского района, а в городское управление МВД по Улан-Удэ, где мною было подано заявление по факту нашего незаконного задержания на трассе М-55 и доставления в ОМВД Кабанска. На мой вопрос к сотрудникам, получали ли они ориентировку по похищению детей Сухорукова, ответили, что первый раз слышат об этом и никакой ориентировки не получали. На основании данного факта мы сделали вывод, что ориентировка по мне и Гутиевой была разослана выборочно, «нужным людям». После этого, опасаясь за свою жизнь, вылетели ближайшим рейсом в Москву.