По некоему совпадению визит случился вскоре после того как Счетная палата Бурятии проверила происходящее в коллективе и вынесла вердикт о непривлекательности для зрителя большинства постановок. С этих позиций мы попросили оценить «Вишневый сад» известного в республике театрала Александра Турчанинова-Родина.
— Александр Федорович, год назад худрук театра Сергей Левицкий заявил о том, что кардинально пересмотрел свою деятельность, «обнулился-перезагрузился» и теперь все в театре будет иначе. Вы заметили какие-нибудь изменения?
— Я не ожидал увидеть на сцене ничего иного, и при той ситуации, которая сложилась, ничего нового там произойти просто не могло. Не мной сказано, что отсутствие идеологии — это прямой путь к деградации морально-нравственных устоев. Если у человека внутри ничего нет, кроме хаоса, пошлости и позиции «вали все в кучу», ему нечего сказать другим.
Что касается спектакля «Вишневый сад», надо быть отменным пошляком, чтобы сотворить такое с гениальным произведением мировой классики, где сам Чехов определил жанр как комедия и даже фарс. Последнюю грязную сцену с надеванием трусов после соответствующего действия можно считать апогеем пошлости, не имеющей с моралью и нравственностью ничего общего. Это просто удивительно, как можно было взять и перевернуть гениальный текст в таком абсолютно пошлом аспекте.
— Режиссер-постановщик Павел Данилов сказал, что специально поставил «балаган», этакую солянку из разных жанров, чтобы «в контексте современности заново открыть для себя Чехова — увидеть в нем не бронзовый памятник литературы, а живого человека, который резал воздух словами и смыслами, словно скальпелем». Вы не знаете, почему Павел Данилов так и не вышел поклониться публике?
— Хотелось бы объяснить Павлу Данилову, что памятники иных великих сверкают не бронзой, а золотом. Проблема заключается в том, что заново открыть Чехова в спектакле, который мы видели, невозможно, потому что там его нет, хотя на сцене висит портрет писателя и герои даже говорят фразами из его пьесы. Идет страшная подмена понятий, но страшнее всего то, что все это происходит в здании, на фасаде которого написано «Государственный русский драматический театр».
Практически мы ведем речь о национальном театре, задача которого нести культуру государствообразующего народа. Театр есть одно из важнейших звеньев общей культуры. В подтверждение своих слов скажу, что в одной из заключительных мизансцен спектакля «Вишневый сад» по Павлу Данилову, который мечтает раскрыть писателя в контексте современности, портрет Чехова срывают со стены, бросают на пол, вытирают об него ноги, потом упаковывают и увозят. Отвечая на вопрос, что сделали с Чеховым в этом спектакле, лучше, пожалуй, не скажешь,
— Как вы тогда объясните, что публика не уходила с премьеры, как произошло это на спектакле «Три сестры», не свистела, не топала ногами в знак протеста? Более того, молодым людям, судя по их лицам, все это даже нравилось. Что произошло?
— К сожалению, это произошло не сегодня. Это началось с шоковых 90-х, когда все полетело в тартарары, когда первый российский министр иностранных дел Андрей Козырев заявил американцам, что у нас нет национальной политики и национальных интересов. Эти интересы появились, наверное, в 1999 году, когда премьер-министр Евгений Примаков, вылетевший в США на переговоры и узнавший о бомбежках НАТО в Югославии, приказал развернуть своей самолет прямо над Атлантикой. Но ломается все быстро, а строится долго. Выгнать зрителя из театра очень легко, а вернуть его туда чрезвычайно трудно.
Чтобы объяснить, что произошло, приведу такое сравнение. Как у нас проходят похороны? В трауре, торжественно, со слезами. Как проходят похороны у афроамериканцев? С танцами, диксилендом, увеселительной музыкой, которая сама по себе хороша, но к нашей культуре не имеет никакого отношения. Если бы кто-то сегодня в Бурятии совершил похоронную процессию с диксилендом, люди бы закидали его камнями. Если бы в Бурятском драматическом театре на спектакле, к примеру, «Улейские девушки» кто-то из героинь начал снимать трусы, это вызвало бы такую же реакцию. Почему же это происходит в русском театре? Что случилось в наших головах за последние 25 лет, если мы перестали реагировать на подобное надругательство над собственной культурой? Более того, мы этому аплодируем.
— Знаете что сказал Виктор Усович, тоже побывавший в минувшие выходные на премьере «Вишневого сада»? Что если бы режиссер не предпринял этот ход, публика бы не пришла на спектакль, потому что для нашей публики такое стало нормой.
— В этом-то и трагедия, что подобное стало нормой для публики. Кстати, вы заметили, что публика изменилась? Нет людей, кто десятилетиями ходил в русский драматический. Им на смену пришли молодые люди, для которых все происходящее действительно стало нормой. Не то, что показали на сцене привело меня в ужас, это было ожидаемо. Меня напугала публика, которая аплодировала, радовалась, была в восторге от всего происходящего. Значит, мы уже сформировали новую публику, как теперь говорят, переформатировали сознание людей, молодых людей, для которых пошлость стала нормой жизни.
— Подождите, итоги Счетной палаты Бурятии как раз говорят о том, что спектакли «Ричард III», «Анатема», как будто произведших в свое время сенсацию, не окупились, люди на них не ходят. Ни одна из этих работ не повторит судьбы спектакля «Свои люди — сочтемся», идущего на сцене уже много лет.
— Меня порадовали итоги этой проверки, которые подтвердили, что не один я думаю подобным образом. В каком-то интервью Левицкий говорит, что это абсурд требовать от театра, построенного на 16 тыс. кв. метров, самоокупаемости, и в этом он прав. Поэтому государство дает деньги на постановки, на коммунальные услуги, зарплату для создания произведений искусства. И в новой редакции закона «О культуре» ставится задача вывести культуру из сферы услуг. То есть теперь создание спектакля со стороны театра будет расцениваться не как оказание услуги, а как создание произведения искусства, такого же, как картина, музыка, кино.
— Тогда возникает вопрос — что есть произведение искусства?
— В каждой пьесе Чехова прослеживается — будем жить. У «Дяди Вани» Соня говорит: будем жить. И Аня в «Вишневом саде» говорит: будем жить. То есть Чехов не отказывает своим персонажам в перспективе жизни. Понимаете, люди приходят в государственный театр не развлечься — за этим они обращаются в другие заведения. Они приходят найти ответы на свои жизненные вопросы, которые сводят их с ума. Классика потому и называется классикой, что она может дать эти ответы.
У Достоевского в «Братьях Карамазовых» молодой человек Митя мечется, у него со всеми конфликты, он постоянно спрашивает, кто он есть. Его судят за убийство отца, которого он не совершал. На суде речь его обвинителя занимает 39 страниц печатного текста, речь его защитника тоже занимает 39 страниц печатного текста. И тот, и другой говорят о Мите диаметрально противоположные вещи, но истина заключается в том, что и то, и другое — это правда. Митя с этим соглашается, он успокаивается, потому что он получил ответ на свой вопрос, который волновал его всю жизнь. Вот что важно для человека — понять себя, а когда вместо этого нам подсовывают подделку, фальшь, выставляют в виде идиотов за наши же деньги, не знаю, что это, но это точно не произведение искусства.
— Спасибо за откровенность!