Но ее рассказ, как указано в газете «Информ Полис», не о судебных буднях, а о практически нигде не освещавшихся и долгое время засекреченных событиях, в которых ей приходилось принимать участие в самом начале карьеры.
27 марта 1953 года, через три недели после смерти Сталина, Президиум Верховного Совета СССР принял Указ «Об амнистии». Это была, пожалуй, самая крупная по масштабам в мировой истории амнистия. О ней много говорится в воспоминаниях Куршевой.
В газете «Молодежь Бурятии» перепечатка озаглавлена «Жуткое лето 1953 года». Дана от редакции фотография здания Дома политпросвещения Улан-Удэ (ныне здание филармонии) по улице Ербанова с надписью о том, что летом 1953 года оно находилось в осаде. Только вот не указано, кто осаждал это здание. Неужели освобожденные по амнистии бандиты?..
Первое, о чем следует сказать, – здание Дома политпросвещения было построено по проекту архитектора Л.К. Минерта в 1957 году, через четыре года после того, как оно, якобы, находилось в осаде. Как помнится, на этом месте в 1953 году стоял небольшой деревянный дом с палисадником, в котором жила семья Цыганковых.
«Информ Полис» хоть и перепечатал воспоминания, снабдив его броским заголовком «В 1953 году Улан-Удэ несколько месяцев был во власти бандитов», однако высказал некоторые сомнения в достоверности описываемых событий.
Пришлось покопаться в архивах, переговорить с людьми, не понаслышке знающих обстановку в Улан-Удэ после указанной амнистии, и сверить их с собственными воспоминаниями того времени (мне было тогда 15 лет, учился в 9 классе). В итоге могу совершенно обоснованно заявить, что из всего написанного и опубликованного в уважаемых газетах большая часть является фантазией испуганной 22-летней девушки, впервые попавшей в далекую Сибирь. Не раз в прошлые годы приходилось встречать приезжих из западных регионов, которые искренне считали, что тут ходят по улицам медведи, а люди питаются сырым мясом и гнилой рыбой. Люди ехали сюда, испытывая внутреннюю дрожь. Чувствуется, что и автор воспоминаний не смогла избавиться от этого чувства до сих пор.
Вот что она пишет: «В июне 1953 года Улан-Удэ стал наполняться толпами уголовников. Дело в том, что этот город является фактически перевалочным центром, куда сходились все пути с Колымы, из Магадана и, что самое страшное, из Внутренней Монголии. На самом деле это была не советская и не монгольская территория, а особый район Китая, в котором в начале пятидесятых годов находилось несколько лагерей, где содержались убийцы, особо опасные рецидивисты, разбойники и грабители. Для большинства из них железнодорожный узел Улан-Удэ был первым городом на пути в сторону дома, и они задерживались там – кто на день, кто на неделю, а кто и дольше… В Улан-Удэ начались массовые убийства граждан. Если днем на улицах встречались еще одинокие прохожие, то ночью город был полностью в руках уголовников… По утрам на улицах собирали трупы ограбленных и убитых ночью... Уголовники разграбили все магазины, кафе и другие предприятия общественного питания. Бандиты врывались в общежития, насиловали молодых работниц промышленных предприятий, при попытке сопротивления убивали… Сколько человек было убито за несколько недель беспорядков, посчитать невозможно…».
Попытаемся отделить в этом отрывке правду от вымысла.
Отметим, прежде всего, что автор явно не в ладу с географией. С Колымы и Магадана можно попасть на «большую землю», даже сейчас, только морем до порта Ванино Хабаровского края. Самолеты не в счет, поскольку амнистированных этим видом транспорта никто не возил. Чтобы затем добраться до «перевалочного центра Улан-Удэ», нужно проехать через весь Дальний Восток, Забайкалье, минуя крупные города, и затем уже попасть в Восточную Сибирь. Расстояние только по суше составляет свыше четырех тысяч километров. Об «особом районе Китая», вблизи которого автор разместила Улан-Удэ, даже и говорить не стоит. Кстати сказать, в Китае подразделения ГУЛАГа (Главное управление лагерей НКВД-МВД СССР) никогда не располагались.
На территории Монголии, граничащей с Бурятией, находился со времен Великой Отечественной войны так называемый «505-й объект строительства НКВД-МВД», на базе которого был создан Селенгинский исправительно-трудовой лагерь. Содержащиеся в нем заключенные общей численностью 3600 человек, как значится в отчетах, занимались строительством железной дороги, соединяющей Улан-Удэ с Улан-Батором. Дорога имела стратегический характер. Утверждать, что там содержались убийцы, особо опасные рецидивисты, разбойники и грабители – безосновательно. В связи с резким сокращением числа заключенных после амнистии 1953 года Селенгинский исправительно-трудовой лагерь приказом от 5 октября 1953 года был ликвидирован. Оставшиеся заключенные этапированы на территорию Бурятии. Но для амнистированных специальных эшелонов не предоставлялось.
В эти годы учащиеся старших классов ежегодно осенью в течение месяца работали в колхозах на уборочных работах. Нас постоянно отправляли копать картошку в одно и то же место – возле села Оронгой Иволгинского района. Жили на полевом стане, недалеко от автотрассы с одной стороны и железнодорожной ветки Наушки – Улан-Удэ — с другой. Однажды я повредил руку, которая стала нарывать, и был срочно отправлен нашим руководителем в Улан-Удэ, чтобы показаться врачу. Повезло попасть на поезд, следующий из Наушек до Улан-Удэ. Вагон почти целиком заполнен амнистированными. Их можно было сразу отличить по зековским ватникам, зимним шапкам, хотя холода еще не наступили, и тощим котомкам, брошенным под ноги. Они вели себя тихо и спокойно, только смолили махорку прямо в вагоне. Никто не роптал, одна лишь проводница покрикивала: «Мужики, курите меньше! Дышать невозможно…». Синеватый дым клубами плавал по вагону. Бросались в глаза их изможденные, усталые лица.
На станции Ганзурино в вагон села пожилая женщина с большой сумкой. Она достала из сумки несколько пучков лука и раздаривала его сидящим рядом мужикам. Те брали, благодарили и тут же начинали его поедать.
По прибытии в Улан-Удэ многие из них группой направились в станционную милицию, чтобы после регистрации дождаться эшелона и следовать на нем к дому. Женщина, глядя им вслед, помнится, сказала жалеючи:
– Им, бедолагам, еще здесь придется помыкаться. У нас ведь запретная зона, если задержат без регистрации, могут опять попасть в колонию за нарушение паспортного режима.
По амнистии освобождались из мест заключения лица, осужденные на срок до пяти лет включительно. Освобождались женщины, независимо от срока наказания, имеющие детей в возрасте до 10 лет, беременные женщины, несовершеннолетние в возрасте до 18 лет, мужчины старше 55 лет и женщины старше 50 лет, а также осужденные, страдающие тяжелым неизлечимым недугом. Всем остальным срок наказания сокращался наполовину. Прекращались уголовные дела, по которым предусматривался срок наказания не свыше 5 лет, дела отдельной категории о должностных, хозяйственных и воинских преступлениях. Амнистия не применялась к лицам, осужденным на срок более 5 лет за контрреволюционные преступления, крупные хищения социалистической собственности, бандитизм и умышленное убийство.
Хотелось бы обратить особое внимание на то, что не попадали под амнистию осужденные за контрреволюционные преступления по 58-й статье. Таких в местах заключения было предостаточно. Впоследствии многие из них на вопрос: «За что сидел?» – отвечали: «Патефон через дорогу перенес». И все понимали, что человек сидел за анекдот, рассказанный не там, где надо, и не тому, кому можно рассказывать. Для таких амнистия не предусматривалась.
Сейчас обнародована статистика. Она показывает, что в подразделениях ГУЛАГа на момент подписания Указа «Об амнистии» находилось 2,5 миллиона заключенных, из них 220 тысяч являлись особо опасными рецидивистами. В лагерях и колониях содержалось около полумиллиона женщин, 238 тысяч пожилых людей в возрасте свыше 60 лет, 32 тысячи несовершеннолетних. По Указу «Об амнистии» было освобождено 1 миллион 203 тысячи человек. На свободе оказалось много отпетых уголовников. В результате амнистия спровоцировала всплеск преступности по всей стране.
Основная масса подлежащих освобождению заключенных была сосредоточена на золотодобывающих приисках Колымы. Необходимо было, прежде всего, организовать их вывоз на «большую землю». Вывозить предстояло морем. Считали, что предусмотрели все. Забыли про главное – на всем пути следования амнистированные должны питаться. Однако запастись продовольствием на такую ораву любое подразделение ГУЛАГа было не в силах. Грабежи на остановках начались сразу по прибытии в порт. Люди были голодны, поэтому сметали на своем пути все близлежащие к станциям магазины и ларьки, грабили жителей. Власть спохватилась не сразу. Быстрее прореагировало руководство МВД. Во все регионы полетела директива, предписывающая по пути следования эшелонов с амнистированными подтягивать к железнодорожным станциям войсковые соединения, дислоцирующиеся на территории, а в отдельных случаях – перебрасывать войска из других районов.
В Бурятии, как видно из архивных документов, пошли дальше — запретили делать остановку эшелонов по пути следования, если в ближайшем окружении не было дислоцирующихся воинских частей, которые можно было подтянуть к остановке поезда. В то же время договорились с руководством железной дороги об увеличении дистанции пути и установлении смены паровозных бригад на более длинном расстоянии друг от друга. Например, паровозная бригада из Горхона сменялась не в Улан-Удэ, а, к примеру, в Мысовой, а затем в Слюдянке. Таким образом, серьезных осложнений обстановки в Бурятии удалось избежать. Однако составы, следующие с юга по железнодорожной ветке Наушки – Улан-Удэ, здесь останавливались. Но это были не специализированные эшелоны, а общие пассажирские поезда. Следующие в них амнистированные, которых было не так много, серьезного воздействия на состояние преступности не оказывали.
В июне 1953 года мы сдавали экзамены в школе, как тогда было установлено для всех учеников школ, начиная с четвертых классов. Днем ходили на консультации, купались на речке, а по вечерам прогуливались по центральной улице, где собиралась практически вся молодежь города.
Конечно, бросалось в глаза повышенное количество патрулей милиции, которые ходили по улицам не иначе, как парами. Иногда встречался смешанный патруль из работников милиции и военных.
После сдачи экзаменов мы с братом и нашим другом и соседом Витькой Сиреновым, чтобы не болтаться бесцельно по улицам, устроились временно на работу в СМУР — строительно-монтажное управление радиофикации. Почему вспомнилась эта история с моей работой? Корпуса республиканской больницы строили заключенные. Их привозили по утрам на машинах, заводили на территорию, охрана занимала свое место на вышках по всему периметру, а вечером увозили. Мы работали среди заключенных, как и многие другие рабочие, включая женщин. Каких-либо общений с заключенными не было. Не помню, чтобы какой-то дискомфорт испытывали женщины, работавшие рядом. Поэтому, когда читаю воспоминания Куршевой, задаюсь вопросом: из каких источников почерпнула она сведения об одиноких прохожих, разграбленных магазинах, ограбленных и убитых ночью, которых утром собирали на улицах? Откуда это все? Неужели сама сидела днем и ночью в помещении минюста под охраной автоматчика, укрыв голову подушкой, чтобы ничего не видеть и не слышать? Кстати, помещение министерства юстиции до сих пор охраняется, несмотря на то, что с момента той амнистии прошло уже 60 лет.
Герман ЯЗЫКОВ, заслуженный работник МВД СССР, полковник в отставке.
