Как и все мы, кяхтинский парнишка Миша Шиханов, конечно, тоже учил-заучивал «Товарищу Нетте…». Или хотя бы просто читал. Однако ни при какой погоде ему и в ум не могло прийти, что они, стихи эти, когда-то впрямую коснутся его: «Улица поэта Михаила Шиханова». Есть ныне в Кяхте такая. «…В пароходы, в строчки и в другие долгие дела».
…Получилось так, что однажды Николай Дамдинов, много и увлеченно цитировавший перед этим стихи Павла Васильева (которого, к слову, ценители поэзии ставят ничуть не ниже Есенина), вдруг заговорил о Шиханове. Это было почти полвека назад.
Сейчас уж не помню точно, но, кажется, поводом послужило то, что как раз в те дни не то в журнале «Байкал», не то в одной из газет была опубликована подборка Мишиных стихов. Это запомнилось, и с того дня я жил с чувством, что существуют некоторые странные, почти мистические сближения между этими двумя поэтами — Павлом Васильевым и Михаилом Шихановым. Начать хотя бы с того, что оба они выходцы из краев, примыкающих к древнейшим азиатским ойкуменам — Джунгарии, Монголии, Китаю.
Павел Васильев родился 5 января 1910 года в городке Зайсан Семипалатинской губернии Российской империи, недалеко от китайской границы. Расстрелян в 1937-м — в тот самый год, когда 7 ноября, в Кяхте, почти на самой монгольской границе появился на свет Михаил Шиханов.
Разница в чем — Павел родился и рос в семье вполне сытой, благополучной, в краях тучных, плодородных. Тогда как детство Миши иначе как голодным, очень голодным не назовешь. Даже в 90-х годах, то есть лет через 50 после войны, он не мог вспоминать об этом без содрогания…
Не особенно греша против истины, их обоих можно было бы назвать поэтами-почвенниками, воспевшими древние, как мир, труды пахаря, зверолова, рыбака. Вот как об этом сказано у Михаила Шиханова:
В моей родне
все были хлеборобами,
земли держались в нудной маяте,
и внуки их
с отметами особыми –
находят свое счастье
в борозде,
а борозда
и пыльная,
и длинная,
и хочется порой с нее свернуть,
да не свернешь:
она — святая,
дивная,
как ввысь зовущий
ясный Млечный путь.
А вот строки Павла Васильева:
Сибирь!
Все ненасытнее и злей
Кедровой шкурой дебрей обрастая,
Ты бережешь
В трущобной мгле своей
Задымленную проседь соболей
И горный снег
Бесценных горностаев…
Сибирь, когда ты на путях иных
Встаешь, звеня,
В невиданном расцвете,
Мы на просторах
Вздыбленных твоих
Берем ружье и опускаем сети.
Как мы знаем, Кяхта и тот же Зайсан не раз становились теми конечными пунктами Российской империи, откуда уходили в мало еще известные земли Центральной Азии экспедиционные караваны Н.Пржевальского, Г.Потанина, М.Певцова, Г.Грумм-Гржимайло, В.Обручева и др. Хорошо или плохо, но в творческой ментальности обоих поэтов есть нечто характерное, несколько нарочито косноязычное, только им присущее — то, что в первом приближении можно бы назвать «чувством границы империи», чувством «окраины цивилизации». Отсюда эта совершенно особая бесшабашность, «вольная волюшка», которая зачастую присутствует в их стихах. Конечно, особенно сильно это проявлено у П.Васильева, так сказать, «шибает в голову, как первач»:
И коренник, вовсю кобенясь
Под тенью длинного бича,
Выходит в поле, подбоченясь,
Приплясывая и хохоча.
Рванулись. И — деревня сбита,
Пристяжка мечет, а вожак,
Вонзая в быстроту копыта,
Полмира тащит на вожжах!..
(«Тройка»).
У его поэтического собрата Шиханова, творившего почти тремя десятилетиями позже, уже нет того «разбойного посвиста», который когда-то и привел бедового, «неправдоподобно талантливого» (как позже говорили критики) Павла Васильева к его роковому концу. Поэт Михаил Шиханов рос и творил в другие времена, пусть не столь опасные, но зато «глухие» — их приход предрекал еще Александр Блок:
Рожденные в года глухие
Пути не помнят своего.
Мы — дети страшных лет России —
Забыть не в силах ничего.
Испепеляющие годы!
Безумья ль в вас, надежды ль весть?
От дней войны, от дней свободы —
Кровавый отсвет в лицах есть.
Есть немота — то гул набата
Заставил заградить уста.
В сердцах, восторженных когда-то,
Есть роковая пустота.
Вот потому-то шихановские кони хоть тоже лихие, но уже не настолько адские:
— По деревне по Елани
Полетели мои сани!
Василий пел гортанным тенором
и щурил пьяные глаза,
а по суметам громко тенькали
старинной стали подреза…
И пошли, пошли гнедые,
закусили повода,
если кони удалые,
то и горе не беда!..
А сани бьются по ухабам,
Снегами хрупкими хрустя,
к плетням шарахаются бабы,
коней как дьяволов крестя…
«Он опоздал родиться», — говорили когда-то о Павле Васильеве, вспоминая при этом Сергея Есенина, окончившего жизнь, к счастью, не в застенке.
Опоздать родиться — это опасно. Очень опасно. П.Васильеву это стоило жизни.
М.Шиханов тоже ушел слишком рано. Его сгубило безвременье. В последние месяцы и недели своей жизни он производил впечатление безмерно уставшего человека.
Но вот вопрос: был бы счастлив наш поэт, проживи он чуть дольше? Сомневаюсь…
Земное сердце уставало
Так много лет, так много дней...
Земное счастье запоздало
На тройке бешеной своей!
(Александр Блок).
