А вот за поиски своего рудного золота в Бурятии взялись после 1957 года, когда Бурятская комплексная геологоразведочная экспедиция, работавшая от Иркутского геологического управления, была преобразована в Бурятское геологическое управление — «Бурятгеология». (Уже в 1970 году оно было награждено орденом Трудового Красного Знамени за открытие 700 месторождений полезных ископаемых, 100 из них в зоне БАМа). В нем и появилась Окинская экспедиция. Об открытии рудного золота нам рассказал бывший главный инженер объединения «Бурятгеология» Валериан Дагбаевич Арабжаев.
Только самолетом можно долететь
— После завершения детальной разведки и защиты запасов Боксонского месторождения бокситов Окинская геологоразведочная экспедиция была ориентирована в основном на золото. «Забайкалзолото» ранее добывало золото в Окинском районе в поселке Самарта. Это был Самартинский рудник, который работал до 1964 года, но потом его закрыли. Объясняли так: стал нерентабелен, потом уточнили, что запасы почти исчерпали.
Еще один серьезный вопрос заключался в отсутствии дороги. В Окинский район летом добирались самолетами, а зимой и ранней весной шел зимний (или досрочный) завоз грузов. Так снабжался весь район, включая геологоразведку. После 1964 года наша экспедиция продолжала разведку именно рудного золота.
Верхние горизонты были кварцево-жильного типа. Потом заинтересовались, стали проводить детальные поиски на более глубоких горизонтах. Особенно в начале 70-х годов. В 1976 году меня назначили начальником Зун-Холбинской партии. В 1978 году мы должны были завершить эту детальную разведку. Если бы особых результатов не было, то Зун-Холбинскую партию, которая занималась разведкой рудного золота, должны были закрыть.
Девять дней одного года
— Ну а пока проводили подземные горные работы, бурили из подземных выработок. В 1978 году нам увеличили финансирование до 975 тысяч рублей. По советским меркам, это колоссальные деньги. Но одновременно сказали: «Все, по этому году пишите отчет, и мы закрываем Зун-Холбу». В июне 78-го года начали бурить предпоследнюю скважину, можно сказать — финал. Вместе со штреками было пробурено уже около 3000 метров. И тут случилась авария.
Обычный производственный момент. Утром проводим технический совет, на котором присутствуют начальник партии, старший геолог и буровой мастер. А старшим геологом на участке работала Тамара Васильевна Лукьянова. Она была настоящим профессионалом, требовательным и настойчивым. Утром проводим техсовет, принимаем решение: «Работаем, бурим до вечера». Вечером снова проводим техсовет, бурим до утра. И таким образом мы бурили девять дней. А на девятые сутки с глубины 409 метров извлекаем керн, в котором видим руду. Отправляем на анализ на базу экспедиции в Монды. А ведь если бы Тамара Васильевна разрешила, мы могли бы закрыть скважину.
Связь тогда была простая — утром радиосеанс и вечером радиосеанс. На утреннем радиосеансе начальник экспедиции Юрий Михайлович Холод и главный геолог Эдуард Леонидович Прудовский расспрашивают меня, откуда керн, какая отметка и прочие данные. А сами говорят мне результаты анализа — более 100 граммов золота на тонну руды. Я переспрашиваю: «Точно?». Мне в ответ: «Мы вылетаем».
Путь к золоту лежал через солярку
— Они прилетели на вертолете, походили, посмотрели. Соответствующая информация ушла в Улан-Удэ в управление геологии. Из управления пошла информация в министерство геологии СССР. Буквально через три дня прилетает главный геолог мингеологии СССР, генеральный директор «Бурятгеологии» и главный геолог Владимир Иванович Игнатович. Москвичи спрашивают: «Мы вам добавляем денег, сможете еще 2-3 скважины пробурить?». А я отвечаю: «Никак не могу». Представитель мингео СССР удивляется: «Впервые вижу человека, который отказывается от денег. Все просят, а он отказывается. Я говорю, что с удовольствием взял бы и больше, но...».
Вот этих самых «но», по словам Валериана Дагбаевича, было много. Во-первых, нужно проходить подземные горные выработки. Из этих подземных горных выработок нужно пройти камеры, чтобы бурить. А на месте ничего нет: нет проходчиков, нет горного оборудования. И самое главное, нет дизельного топлива.
Вот и сидели до четырех утра с москвичами — судили, рядили. Вызвали главного геолога Петра Алексеевича Рощектаева, он в Оке работал на съемке. А главный инженер объединения был Борис Петрович Кудреватых, он и говорит: «Слушай, давай как-нибудь что-нибудь придумаем. Может, хоть 20-30 метров пройдем». Я спрашиваю: «Где солярку брать?».
Вспомнили, что где-то в 9-10 километрах раньше работала Харанурская партия. Она завершила предварительную разведку Харанурского месторождения фосфоритов. И там осталось много солярки, так как ее не стали вывозить. Вопрос лишь в том, как доставить ее до Зун-Холбы, ведь дороги не было...
Так же было и с машиной для проходки подземных горных выработок. Собирали остатки техники в месте дислокации Барун-Холбинской партии, на Самартинском руднике.
Итак, все было готово к дальнейшей работе.
Сами открыли, сами и бейтесь
— Докладываю начальству — с соляркой так, с техникой так. Но возникает новый большой вопрос. Проекта нет! А без проекта нет денег. Срочно подключили к работе методическую партию геолого-экономических исследований (МПГИ). Они нам быстро сделали проектные документы.
В результате всех этих мытарств мы пробурили еще две скважины, подтвердив наличие рудного золота. При этом был открыт новый генетический тип месторождения. Сверху был кварцевый жильный тип, а мы вскрыли кварц с сульфидной рудой, с большим промышленным содержанием золота.
По итогам 1978 г. все дополнительные задачи мы выполнили, я стал главным инженером Окинской экспедиции. «А задачи, которые ты наплодил, будешь выполнять с базы экспедиции», сказали мне при назначении. Зун-Холбу включили в 100 важнейших объектов мингео СССР.
Дорого не золото, дорога дорога
— И вновь самый главный вопрос заключался в том, что у нас не было дороги, ведь объем грузов резко увеличился в связи с расширением геологоразведочных работ. Нужно было вести подземные горные работы, подземное бурение. Все это требовало дизельного топлива. Мы подсчитали: примерно на первый год для «разгона» необходимо 110000 тонн солярки.
Наши интересы совпали с интересами Окинского района. Ему тоже нужна была дорога. Райком партии вышел на совмин республики и обком партии. Вышел на Владимира Бизъяевича Саганова, председателя Совета Министров республики, который распорядился собирать средства. Собрали деньги с республики и дали где-то около 100 тысяч. Дело сдвинулось с мертвой точки.
И мы начали потихоньку делать эту дорогу. Подключилось «Забайкалзолото», появилась артель на строительстве, а, значит, и техника.
Обком партии распорядился открыть дорогу к 1 сентября 1984 года с тем, чтобы колхозы Оки могли вывозить скот на мясокомбинат в Култуке. Я же полмесяца в августе здесь жил в палатке и организовывал взрывные работы, у артельщиков лицензии на взрывные работы не было.
Защитили с отметкой «хорошо»
— Детальная разведка Зун-Холбы продолжалась дальше — и по глубине, и по площади. В 1989 году отчет по золоторудному месторождению был защищен в государственном комитете по запасам СССР с отметкой «хорошо». C1 — 83 тонны, С2 — 37 тонн, прогнозные запасы 50 тонн, хотя Петр Алексеевич Рощектаев настаивал на 400 тоннах. Увы, в ГКЗ сократили эту цифру.
Геологам посоветовали готовить дырки под государственные награды. Но тут началась перестройка, хотя несколько человек успели получить звания почетного разведчика недр СССР и заслуженных геологов России. Хотя коллектив, конечно, был уже большой — 2700 человек. Для сравнения: во всей «Бурятгеологии» тогда работали 6400 сотрудников. Но с 1992 года «Бурятзолото» ежегодно добывает в среднем до 2 тонн ценного металла.
Это было последнее крупное открытие «Бурятзолота». После начала перестройки оно перестало существовать, как и вся система государственной геологии в России. Между тем, если бы не было этой большой централизованной структуры, то мимо рудного золота могли и проскочить, забросили бы ту скважину и все. Но благодаря настойчивости Тамары Васильевны Лукьяновой и Петра Алексеевича Рощектаева, наличию большой государственной структуры, все состоялось. Печально, если бы этого не случилось.
В Бурятии геологов поздравлять не принято
— Впрочем, печально и другое. В совете ветеранов геологов Бурятии сейчас насчитывается около 200 человек, 6 апреля они будут торжественно отмечать свой профессиональный праздник. Финансирования у совета ветеранов нет.
«Мы живем за счет спонсорской помощи. Добрые люди, 3-4 человека наших золотодобытчиков, нам помогают, — рассказывает Людмила Федоровна Бурма, председатель организации ветеранов-геологоразведчиков. — Помещение предоставляет республиканское отделение территориального фонда геологической информации, но денег на аренду нет».
Как нет в Улан-Удэ и памятника геологам. Почти во всех городах Сибири есть, в Бурятии нет. Ну, во-первых, это упирается сразу в финансы. Оценивали в 3 млн рублей. А, во-вторых, хотели его поставить в самом центре города около Геологического музея на небольшой площадке возле кафе. Вроде бы выделили эту землю поначалу. Правда, потом городской комитет по благоустройству отказал. Начальство поменялось.
Чему здесь удивляться, если официальных поздравлений с Днем геолога в Бурятии нет давно, а вот глава Забайкалья геологов поздравляет. Зато поговорить о богатствах недр, открытых советскими геологами, в республике любят.
