Политические итоги трехлетки «МК в Бурятии» подводит с юристом, общественником, политтехнологом Николаем Васюткиным.
— Необходимо вспомнить ту ситуацию, которая складывалась в последние годы десятилетнего правления Вячеслава Наговицына. А они были сложными в политическом плане. «Шаманский» обряд по скорейшему уходу главы республики, протесты в Бурятском госуниверситете, различные митинги, нарастание протестных настроений в обществе на фоне экономического кризиса.
И начало 2017 года — это был пик политического конфликта, та отправная точка, от которой зависел весь политический ландшафт на многие годы вперед, ведь мы вступали в избирательный цикл — позже должны были пройти выборы регионального парламента (2018 год) и мэра столицы с городскими депутатами (2019 год). На мой взгляд, федеральный центр четко уловил, что наше общество поддерживает два лейтмотива — это деление на «своего» и «чужого», и требование на перезагрузку в регионе.
— Поясните!
— Тренд «свой-чужой» был задан региональным избирательным штабом партией власти на выборах в Государственную Думу в 2016 году, когда в ожесточенной борьбе схватились Алдар Дамдинов (свой) и Михаил Слипенчук (чужой). А лозунг на перезагрузку олицетворял известный оппозиционер и борец с мэром Николай Будуев, который шел по партийным спискам.
Выборы закончились успешно для власти, но послевкусие от такого тренда осталось у народа. И было очевидно, что оно погубит Наговицына, ведь подобные лозунги засели глубоко в подсознании людей, потому как сама же власть их и санкционировала. Мне кажется, что Вячеслав Наговицын не осознал, какого джина он выпустил из бутылки и не успел переформатироваться, да и времени и условий тоже уже не было.
— Получается, что приход Алексея Цыденова был закономерен? Но ведь по стране уже был запущен новый эксперимент в кадровой политике губернаторов — так называемая волна технократов...
— В целом проект по технократам в 2016 году показал себя успешно в регионах. Надо сказать, что подобная практика была в советский период, когда ставили руководителями крупных предприятий молодых управленцев. И многие показывали хороший результат за счет своей энергии и знаний. В нашей республике политическая почва для прихода технократа была благоприятной, отвечал всем запросам общества — молодой и при этом квалифицированный специалист в области экономики и управления, перед которым поставлена задача повысить качество жизни. Он также должен быть «своим», то есть как-то связан с регионом. И при этом не должен быть связан ни с одной политической группировкой. Это самое важное. Не надо забывать, что Вячеслав Наговицын отдалился от конфликтов, пытаясь заигрывать со всеми и раздать каждому по серьге, что однако не исключило доминирование какой-то одной группы влияния, а это не могло не раздражать других. И к концу правления сформировалось несколько враждующих между собой политических групп.
— Как, по-вашему, восприняла политическая элита приход Алексея Цыденова?
— На момент прихода Алексея Самбуевича политическая элита республики имела сложную структуру. Условно можно было выделить несколько политических кланов по принципу землячеств — западные, восточные, семейские и русские (в основном состоял из варягов), баргузинские, городские во главе с Александром Голковым и прочее, а также корпоративно-профессиональные (силовики, энергетики и т.д.).
Надо отметить, что в период руководства Леонидом Потаповым главенствовали советские традиции паритета, поэтому во власти были представлены все выходцы по земляческому принципу. Эта элита практически и осталась во время руководства Вячеслава Наговицына, которая к излету его правления состояла из людей пенсионного, либо предпенсионного возраста — Петр Носков, Цырен-Даши Доржиев, Иннокентий Егоров, Евгений Ханхалаев, Владимир Павлов и другие.
Вячеслав Наговицын смог внести определенное разнообразие в виде варягов (Александр Чепик, Алексей Мишенин), а также успел подготовить новые местные кадры — Алдар Дамдинов, Тимур Цыбиков, Баир Жалсанов, которые по большому счету не были связаны с кланами на момент назначения. При этом каждый клан пытался воспроизводить свои кадры. И можно сказать, что это и был некий социальный лифт, отсюда и пошло выражение от «дяди Баира».
Алексей Цыденов пытается уйти от клановости, потому что принцип руководства технократов не предполагает ставить в основу интересы местных кланов при реализации кадровой политики. В этой связи роль политических кланов должна была уйти на задний план, но не ушла, поэтому в основном «команда» Алексея Цыденова кардинально не поменялась. Но в любом случае положительный итог есть — роль политических кланов снижена.
— Но ведь Алексей Цыденов провел целый конкурс на замещение должностей министров.
— Общество поддержало обновление правительства, но у общества были запросы на проведение конкурса на весь состав правительства, а не частично. На сегодня можно говорить о промежуточных итогах проекта. В целом он хорош, ведь обновление кадров нужно проводить всегда. Всегда нужны новые взгляды, подходы, идеи, образование…
— Но что-то пошло не так…
— Но, к огромному сожалению, не все смогли проработать до конца срока — Александр Бардалеев (министр экономики), Дамбинима Самбуев (министр здравоохранения), Евгений Малыгин (заместитель министра туризма), Эрдыни Дымчиков (заместитель министра спорта и молодежной политики). Все они ушли. При этом я бы не сказал, что были жесткие провалы в их работе, за исключением сферы здравоохранения. Все прошло тихо и без скандалов. Насколько я понимаю, у всех появились трудности в психологической совместимости со своим прямым руководством, а в командной работе это важно. В любом случае, проект дал положительные сдвиги, в соответствующих министерствах появились новые импульсы и проекты, а также люди получили опыт. Очень интересная ситуация складывается с Александром Бардалеевым — он на хорошем счету в правительстве Забайкальского края, где занимает должность министра экономики.
Кстати, на открытом совещании общественности с правительством республики «Наша Бурятия», которое состоялось 8 февраля, было официально заявлено о кадровом голоде. Кадровая политика — это важное направление у руководителя, если он планирует надолго задержаться в регионе в качестве главы.
Ошибка Вячеслава Наговицына заключалась в том, что он уделял пристальное внимание кадровой политике лишь в начале своего руководства, и на тот момент это было революционным. Я принимал участие в работе экспертной группы и могу сказать, что обработка данных кадрового резерва носила объективный характер с далеко идущими планами. Но он не продолжил этот проект и, как следствие, по истечении времени образовался определенный застой.
В отличие от Наговицына, Голков все же проводил кадровую политику. Если вы обратите внимание, Мария Бадмацыренова (министр туризма), Екатерина Кочетова (и.о. министра экономики) — это выходцы из городской мэрии, достаточно молодые кадры. Более того, если приглядеться в структуру мэрии, то в среднем руководящем звене мэрии много специалистов, чей возраст от 30 до 40 лет, которые могут в любой момент заменить нынешних пенсионеров. Было понятно, что Александр Голков готовился надолго оставаться в политике региона.
Таким образом можно сказать, что работа по обновлению кадрового резерва только начинается на республиканском уровне. И ее грамотное проведение как раз и будет лучше всего говорить о реальном желании губернатора остаться в Бурятии надолго.
— А как насчет муниципальной кадровой политики?
— Один из результатов «кадровой политики» — отмена прямых выборов глав районов. Вопрос, конечно, спорный — нужно ли отменять их. Логика отмены прямых выборов глав районов укладывается в технократическую систему управления, где решение принимается корпорацией, но при этом и ответственность ложится на лицо, которое приняло подобное решение.
Череда последних скандалов с участием глав районов (Заиграевский, Курумканский) позволяет задуматься над правильностью модели в целом, ведь по сути вся политическая ответственность ложится на главу республики. А это очень хорошая почва для критики со стороны оппозиции.
— Как на ваш взгляд эти три года развивалась оппозиция?
— В 2017 году вне сомнений «красная» угроза в лице Вячеслава Мархаева воспринималась серьезно, ведь протестное настроение в обществе усилилось ввиду объективных причин — обнищание населения, запрос на обновление власти, особенно в городе Улан-Удэ. При этом Вячеслав Мархаев планировал идти по варианту «свой» и «чужой». С приходом Алексея Цыденова карты спутались, и ему сложно было предложить какую-либо иную идеологию, кроме как критики федеральной политики.
Складывалось такое ощущение, что, понимая свой «возможный» провал, Вячеслав Мархаев не слишком серьезно отнесся к выборам, и в первую очередь к муниципальному фильтру в виде сбора подписей у депутатов. Поэтому его недопущение до выборов на главу республики сыграло положительную роль на выборах в Народный Хурал в 2018 году на фоне критики власти по поводу пенсионной реформы.
Но следует сказать и о положительных моментах. Вячеслав Мархаев обеспечил так называемый социальный лифт — возможность избраться депутатами молодым и амбициозным ребятам, у которых нет блата и нет денег. Такая же политика была и при проведении выборов в городской совет депутатов. Если не продолжить кадровую политику, то через несколько лет правительство и мэрия будут пополняться за счет КПРФ. Как это произошло в случае с ректором БГСХА Галсаном Дареевым (депутат Народного Хурала, член фракции КПРФ).
Потенциал КПРФ достаточно огромный, если они привлекут на свою сторону специалистов, которые могут обозначать проблемы и предложить свои идеи, то позиции КПРФ могут серьезно укрепиться.
Какой-либо иной оппозиции кроме как КПРФ в регионе нет, поскольку со всеми иными ведется конструктивный диалог («справороссы», ЛДПР, «Яблоко»). В целом особых конфликтов в Бурятии не наблюдается, были стихийные митинги по поводу леса и сентябрьских выборов, но при этом всеми отмечается кадровый голод в республике. И здесь нужно помнить, что пройдена половина срока правления Алексея Цыденова, так что время еще есть — и у главы, чтобы поработать над недочетами, и у оппозиции, чтобы грамотнее выявить и показать проблемные вопросы развития республики.
