Какой она может быть — наш разговор с заведующим лабораторией цифровой экономики Института экономики и управления БГУ, научным руководителем центра олимпиадной подготовки «ENTER», кандидатом технических наук Федором Хандаровым.
— По какому-то давно сложившемуся мнению мы привыкли считать, что в Бурятии сильны традиции образования. Один из доводов — большое количество кандидатов и докторов наук. Шесть лет в Бурятии проводился Байкальский образовательный форум (БОФ), призванный показать стране достижения в школьном образовании. Первым ударом по этому мнению стал факт, что Бурятия перестала занимать призы в престижных олимпиадах, в отличие от Иркутска, не вошла в топ-100 российских школ и какие-то другие рейтинги. Почему?
— Мир сегодня разительно отличается от мира двадцатилетней давности. Изменилось место России в мире. Завершилось перераспределение капитала. Региональные элиты сделали свои ставки в развитии своих регионов, и следует признать, что Бурятия на развитие образования ставок фактически не делала. Сегодняшняя ситуация в Бурятии — плод действия и бездействия десяти- и двадцатилетней давности.
Система образования в стране изменилась, перестроились социальные, в том числе и образовательные, лифты. Сформировался заказ от корпораций, выделился топ вузов. Продолжается формирование региональных систем работы с одаренными детьми. Где-то они уже достаточно давно оформились, где-то только начинают. В Бурятии подобная экосистема начала формироваться лишь около 5 лет назад. В нее вошли центр развития детей «МИКЭБИ-Джуниор» и система МИКЭБИ-классов в лингвистической гимназии №3, центр олимпиадной подготовки «ENTER», отдельные инициативы БГУ, отдельные школьные учителя и сообщество родителей. Первичное формирование системы увенчалось созданием центра подготовки олимпиадной сборной Республики Бурятия при ГБОУ «Лицей-интернат №61».
Олимпиады сегодня — основной официальный инструмент оценки детской интеллектуальной одаренности. Государство очень внятно формулирует свой запрос, оценка регионов идет уже не по среднему уровню всех школьников, а по уровню системной работы с элитной их частью. Государству нужны работающие механизмы отбора и вывода на орбиту элиты, которая будет реализовывать научно-технический прорыв. Это внушает некоторый оптимизм. Нынешнее руководство региона начало предпринимать определенные действия по этому запросу. Главное теперь — не останавливаться.
— Когда-то учеников кижингинского учителя Мункина знали в Новосибирской физматшколе. Многие помнят «звезду» Бурятии Яшу Кононова. Вы считаете, что сегодня подготовить победителя перечневых олимпиад в «обычной» школе априори невозможно?
— С одной стороны, в Бурятии не существовало полноценной региональной системы отбора и подготовки олимпиадников, и Яша Кононов, скорее, «звезда», которая пришла бы к успеху, вне зависимости от места рождения и обстоятельств развития. Будь же у нас система и будь Яша «продуктом системы», то он не был бы единственным.
С другой стороны, была не одна хорошая локальная система базового школьного образования — от Мункина в Кижинге до некоторых известных школ в Улан-Удэ: до уровня поступающего в СУНЦ НГУ или абитуриента-неолимпиадника топовых вузов эти небольшие системы школьника вполне доводили. Но это не была подготовка к олимпиадам — да этого в общем случае и не требовалось. Раньше периферийный школьник мог подготовиться, потом поехать и поступить в МГУ или на физтех, сдав вступительные экзамены. Ему необязательно было предъявлять олимпиадные успехи. Сегодня же, чтобы поступить в хороший вуз, нет другого пути, кроме как стать призером серьезной олимпиады или набрать под 300 баллов ЕГЭ. Конкуренция в олимпиадном движении в России в последние 10 лет скорее растет: все-таки стать призером олимпиады легче, чем стать дважды, трижды стобалльником. В Бурятии же пока происходит наоборот, школьная подготовка совершенно перестроилась под подготовку к ЕГЭ, лучшие учителя ушли в репетиторство, где они получают больше денег, несут меньше ответственности и не возятся с бумагами.
Кстати, в СУНЦ НГУ по-прежнему ежегодно поступает большое количество бурятских школьников. Но по факту это, конечно, не олимпиадники.
В принципе подготовить призера можно в любом самом маленьком селе, но должны выполняться три условия. Во-первых, должна быть среда в виде амбициозных семей с мотивированными детьми примерно одного возраста, с родителями, готовыми вкладываться в развитие своих детей. Во-вторых, должен быть учитель или группа учителей, у которых хватает квалификации, желания, времени и харизмы, чтобы вести олимпиадный кружок. В-третьих, в школе/муниципалитете должны быть созданы условия, чтобы эти дети и учитель могли работать ежедневно в течение 4-5 лет. Реально ли соблюдение всех трех условий в одном отдельно взятом селе в Бурятии одновременно сегодня — не берусь судить.
— Насколько известно, Удмуртия, Вологодская, Калининградская и Кировская области входят, после Москвы и Санкт-Петербурга, в топ-10 регионов по количеству призеров всероссийских олимпиад. Почему они, приезжавшие к нам на БОФ делиться секретами мастерства, входят в топ, а мы не входим?
— Во всех этих регионах выстроены региональные системы по работе с талантами. Лидеры в образовании этих субъектов в определенные моменты в прошлом предприняли определенные усилия по формированию тренерской и организаторской команд, инфраструктуры олимпиадного движения, выстраиванию диалога с региональными властями. Это помножилось на адекватность и помощь региональных министров, глав регионов, членов региональных парламентов, руководства местных вузов по выделению средств из региональных бюджетов и реального сектора, вхождению в федеральные программы.
Все эти вещи происходили не за год и не за два. Это был продолжительный трудоемкий процесс, который требовал от его участников значительных волевых усилий. К сожалению, Бурятия в построении подобной системы находится в самом начале пути.
На самом деле я плохо себе представляю, что такое БОФ. Но подозреваю, что пока «представители» этих регионов приезжали к нам «учиться», те, кто по-настоящему был ответственен за успех, оставались дома и работали.
— Насколько коронавирус изменит систему нашего образования? Что будет в школе после 1 сентября?
— На текущий момент благодаря пандемии все население России ознакомилось с существующими тенденциями в дистанционном образовании. Выявились проблемы с материально-техническим обеспечением, общим уровнем компьютерной грамотности населения и квалификацией школьных педагогов.
По моим субъективным оценкам, для 10-20% школьников, учителей, школ уровень образования улучшился. Это мотивированные школьники с квалифицированными педагогами, без проблем с материально-техническим оснащением, которые очень быстро перестроились и перенесли занятия в онлайн, шире и глубже стали использовать возможности дистанционного обучения.
30-40% пострадали незначительно.
Для 50-60% необеспеченных, немотивированных школьников, а также учеников тех школ, где не смогли организационно наладить процессы, получилось значительное падение уровня, откат назад.
Таким образом, с каждым следующим днем обучения на дистанте будет расти разрыв между лучшими и худшими школьниками. Если учеба начнется 1 сентября, в одном классе окажутся дети, которые благодаря дистанту убежали вперед (в 8-м классе прошли программу 9-го), и дети, которые из-за дистанта отстали на полгода (не прошли половину программы за 8-й класс). Еще долго после пандемии каждой школе, каждому учителю и родителю придется предпринимать особенные меры по этому поводу.
Ситуация с набором в вузы — соответствующая. Топовые вузы фактически не пострадают, поскольку их контингент пострадал незначительно и отработал хорошо, а дистанционка и сдвиг ЕГЭ позволили кому-то наоборот подготовиться серьезнее. А вот периферийные вузы могут получить даже и недобор на бюджет, потому что часть их аудитории просто не стала сдавать ЕГЭ.
С другой стороны, решающим может стать фактор страха: в связи с пандемией в семьях некоторых абитуриентов принято решение не покидать регион. Весь вопрос теперь в том, каков будет процент «испугавшихся».
— Ученый и педагог Андрей Ринчино считает, что Бурятию могла бы вытянуть из экономического кризиса высшая школа, если бы как можно больше студентов-иностранцев приезжали сюда учиться и оставлять здесь свои деньги. Другой вариант — объединение вузы в один, что предлагал еще Наговицын.
— Про высшую школу и иностранцев, это какая-то слишком примитивная сентенция. Речь как будто о гаражном стартапе «Мы должны сделать что-то такое, что у нас все начнут покупать». Формулировка «будь у нас новый образовательный продукт, который бы пользовался успехом у целевой аудитории, у нас было бы все хорошо», конечно, беспроигрышная. Но ведь за ней так много недоговорено! Сколько, чего и когда потребуется, чтобы сформулировать и запустить этот образовательный продукт на давно поделенном рынке в условиях существующего дефицита бюджета производителя, который бы еще и достигал вполне определенных KPI?
Похоже, что Андрей Львович пока лишь сформулировал этот KPI: «Образовательные услуги иностранным гражданам в бурятских вузах должны достигнуть такого объема, чтобы доход от их смежных трат в бюджет Бурятии позволял говорить о том, что Бурятия вышла из экономического кризиса».
Однако лично мне кажется, что платежеспособные иностранцы не поедут в Бурятию, пока образовательный продукт вполне не будет сформулирован: от собственно образовательного процесса до инфраструктурных вопросов. Это дело больших денег, продолжительного времени и консолидации сил всего населения республики.
Объединение вузов мне не кажется эффективной мерой, в первую очередь, поскольку сильно зависит от конкретики реализации, от деталей. Цель объединения в целях оптимизации расходов федерального бюджета понятна, но к тому, чтобы объединение стало действительно полезным для региона, — на сегодняшний день предпосылок нет.
