Причем в ее ведении — не наркоманы-одиночки, а организованные преступные сообщества. В каждую из таких группировок могут входить десятки умных и расчетливых людей, которые занимаются сбытом наркоты только ради своей наживы. Как изменилась наркопреступность в Бурятии за последние годы, и как женщина-следователь ощущает себя в криминальном мире? Об этом «МК в Бурятии» поговорил с Екатериной.
Мужчины у нас не задерживаются
— Женщин, которые работают следователями, мне кажется, очень мало…
— Вы сильно заблуждаетесь. В следственных органах женщин — много. Быть следователем — это скрупулезная работа, которая требует и времени, и сил, и усидчивости. Мужчины чаще выбирают оперативную работу, «в полях». А кто-то — быстро растет по карьерной лестнице и уходит в руководители.
— А почему вы стали следователем?
— У меня другого пути просто не было. Отец работал в милиции, дослужился до начальника ГАИ в Советском районе Улан-Удэ. И правила дорожного движения я, например, выучила еще в детском саду. И в садик, бывало, меня возили на патрульной машине. Когда уже оканчивала школу, интересов было много и разных. Я поступила в несколько вузов, с милицией никак не связанных. Но тут надо вспомнить — конец 90-х, с работой везде сложно, денег никому не хватает. И родители решили, что мне надо идти в школу милиции. Ведь после окончания — 100-процентное трудоустройство.
— Мама с папой, получается, вас уговорили?
— Можно сказать, поставили перед фактом. Папа принимал окончательное решение. Я ему доверяла и спорить не стала.
— Вы говорите про 90-е годы… Тогда же был разгул преступности?
— Не было никакого разгула. Вечерами мы спокойно гуляли по всему городу. В районе все знали, что в нашем доме живет милиционер. Отца уважали. И тогда сотрудники милиции имели очень большой авторитет. Сейчас ситуация несколько иная.
— А как вы справляетесь с тем, что «ситуация несколько иная»?
— Да просто работаю, как и все. Львиная доля сотрудников полиции трудится в очень жестком графике. Я, например, ухожу утром на работу и не знаю, когда вернусь. Могу вообще сесть и уехать в район: наш отдел работает по всей Бурятии.
Даже мой ребенок вырос… ну очень быстро. Я и не поняла, как это произошло. Дочке уже 15 лет. А как, когда это случилось?
— Дочь когда-нибудь говорила вам: «Мама, я тебя не вижу, уйди с работы»?
— Нет. У нас вся семья — в органах. Старший брат работает в спецназе, сестра возглавляла отдел в транспортной полиции. И их дети жили так же, как моя. Для нас это норма. При всех сложностях работы могу сказать, что дочь гордится мною. Но она вряд ли пойдет по моим стопам. Я хочу, чтобы мои внуки свою маму видели.
Молодые, предприимчивые, наглые
— Давайте вернемся к тому, как вы попали в систему МВД… Окончили общеобразовательную школу и…
— …поступила в среднюю специальную школу милиции в Чите. Отучилась там два года, вышла лейтенантом. И пока мои сверстники еще были в университетах, я в 18 лет уже расследовала уголовные дела. Начинала в службе дознания, потом меня пригласили в следственное отделение. И с 2003 года я работаю в следственных органах. 13 лет — в сфере борьбы с незаконным оборотом наркотиков.
— Помните свои самые первые дела?
— Это были преступления небольшой тяжести — в основном их совершали «кухонные боксеры» и мелкие воришки. Кстати, тогда я уяснила, что никогда нельзя допускать рукоприкладства в семье. Если это произошло, произойдет опять. И закончиться все может плачевно.
— А как изменился криминальный мир за последние годы?
— Преступники очень сильно помолодели. Средний возраст представителей наркоиндустрии, которой я плотно занимаюсь, — 18-20 лет. Молодые, предприимчивые, умные, владеющие технологиями, знающие, как законспирировать свою деятельность. При этом — наглые, беспринципные. У них есть ощущение безнаказанности, и нет раскаяния. Тех, кто продает наркотики и сам их употребляет, почти не встретишь. Молодежь зарабатывает деньги. И это уже целый бизнес. Меня многие спрашивают — оправданы ли высокие санкции по наркостатьям. Ведь там может быть вплоть до пожизненного лишения свободы. Да, считаю, что оправданы. По уголовным делам, которые я заканчиваю, сроки иногда дают больше, чем за убийство. Продавец наркотиков — потенциальный убийца. Он понимает, что распространяет вещества, которые могут привести к преступлениям, к самоубийствам. И на этом зарабатывает деньги.
— По поводу чувства безнаказанности у преступников… Вы же их сажаете, правда?
— В Бурятии очень профессионально работает Управление по контролю за оборотом наркотиков МВД Бурятии. И вопросов по нашим уголовным делам, как правило, не возникает. Доказательственная база собирается на профессиональном уровне. И если мы предъявляем обвинения, то для этого имеются все основания. В прошлом году я направила уголовное дело в отношении организованного преступного сообщества. Все фигуранты были осуждены и уже отбывают наказание. Срок — от 7,5 до 12 лет. Самый больший срок получила молодая женщина. И это оправдано. Цинизм, с которым она совершала преступления, должен быть наказан. Девушка гуляла с коляской, в которой был ее полуторагодовалый ребенок, и занималась раскладкой наркотиков. Кто заподозрит мамочку с коляской, что она сбытчик в особо крупных размерах? Заподозрили и наказали по заслугам.
Сейчас у меня еще одно уголовное дело находится в Железнодорожном суде. И я не сомневаюсь, что в отношении 10 молодых людей тоже будет вынесен обвинительный приговор. На момент совершения преступлений самому младшему было 18 лет. При этом он сам создал группу, в которую привлек своих друзей. Активные молодые люди занимались поставкой и сбытом синтетических наркотиков. Завозили их в Бурятию из Иркутской области.
Общество не сможет избавиться от криминала
— То, что вы женщина, преступники пытаются как-то использовать?
— Очень редко. Если человек преподносит себя должным образом, сомнений в его профессиональности не возникает. Эти молодые люди адекватны и прекрасно понимают, на что они идут и какие могут быть последствия.
— Следствие по уголовному делу обычно идет год? Это не долго?
— Я должна собрать достаточное количество доказательств, чтобы предъявить человеку обвинения. Суд будет отталкиваться именно от этого. Не должно быть сомнений, что вина доказана. Именно поэтому работа следователя скрупулезна и очень тщательна. Не все выдерживают…
— Может еще и поэтому текучка в полиции большая…
— Много профессионалов уходит из этой сферы, потому что соотношение «график работы — уровень зарплаты» несоразмерно. Люди находят себе нормальную работу на гражданке. Мужчины устраиваются в ЧОПЫ, службы безопасности. Женщины работают везде, начиная от консультантов по питанию и заканчивая маникюристами. Случаи возвращения в органы бывают, но очень редко.
— Честно скажите, вы думали о том, чтобы поменять работу?
— У меня пенсия уже давно выработана. И на гражданке себя можно искать. Мысли такие возникали, не буду скрывать. Иногда и физически тяжело, и морально. Но честно говорю — мне нравится моя работа. Те, кто сейчас работает в МВД, реально хотят бороться с преступностью. И я, как сотрудник полиции, верю, что мы победим.
— Преступность разве можно искоренить?
— Конечно, без работы полиция не останется никогда. Общество не сможет избавиться от преступности. Она была, есть и будет. И будут люди, которые с ней будут бороться. Меняются преступники. И мы должны им не уступать. Кто бы мне сказал 15 лет назад, что я буду ориентироваться в компьютерных программах, которые скрывают аккаунты. Приходится узнавать! Мне тяжелее, чем молодым мальчишкам и девчонкам, которые выросли с телефонами в руках. Но ничего, мы учимся. Учимся всегда.
