Не забудьте посыпать нескончаемыми судебными заседаниями. Вуаля — активист готов.
Спать ложусь, у меня что-то звучит внутри
История противостояния преподавателя Светланы Остапчук и Бурятского республиканского педагогического колледжа началась с конца прошлого года и продолжается до сих пор. Остапчук прославилась, когда на прошлогоднем сентябрьском оппозиционном митинге исполнила «Катюшу» — вскоре ее уволили. Светлана говорит, что уволили именно из-за митингов, и что она пострадала за свои убеждения. Ее юрист, известная правозащитница Надежда Низовкина смотрит на ситуацию шире и называет подзащитную жертвой политических репрессий. Директор колледжа Светлана Нимбуева и преподаватели музыкально-художественного факультета со всем этим не согласны и утверждают, что Остапчук — просто скандалистка, не желающая работать по правилам и нормативам.
Разобраться во всей этой войне (а это уже настоящая война, с нападениями, отступлениями и контратаками) сложно. Бесконечные суды, перетекающие из одного в другой. Потоки ненависти, которые плывут со всех сторон. Одиночные пикеты в поддержку Остапчук у входа в министерство образования и науки Бурятии, которые проводят ее сторонники. Вопрос от преподавателей кафедры: «Ее все защищают, а кто нас защитит?», который они без конца мне задают во время нашего разговора. С ума можно сойти.
А знаете что самое интересное? Как практически на наших глазах из Светланы Остапчук выковался образ мученицы, жертвы режима, гражданского активиста и правозащитницы.
— Может быть, вы рупор свободы? — ищу я подходящее определение во время нашего разговора. — Вы же поете все время на митингах. Не хотите песни или стихи писать и с ними выступать?
— Ой, пока не до стихов, суды у нас, — вздыхает Светлана. — Я спать ложусь, и у меня звучит музыка внутри. Но потом просыпаюсь — и уже ничего не помню.
Хронология событий
- Сентябрь 2018 года — Светлана Остапчук устраивается на кафедру музыкального образования Бурятского республиканского педагогического колледжа.
- Апрель 2019 года — аттестационная комиссия снижает Остапчук категорию — с высшей на первую. В колледже это объясняют тем, что у Светланы была сырая рабочая программа. Сама Светлана говорит, что все дело в том, что она «не накрыла поляну для комиссии». После этого отношения Остапчук и коллектива стремительно начинают ухудшаться.
- Лето 2019 года — Остапчук случайно попадает на народные волнения на площади Советов, ужасается увиденному разгону демонстрантов и вступает в ряды КПРФ.
- Конец сентября 2019 года — Остапчук поет на санкционированном оппозиционном митинге в парке «Юбилейный» песню «Кукушка» Виктора Цоя.
- 7 ноября 2019 года — Остапчук поет на митинге КПРФ песню «Катюша».
- 8 ноября 2019 года — Остапчук увольняют из колледжа за «нарушение должностных обязанностей».
- Декабрь 2019 года — суд восстанавливает Остапчук в должности, юристом Светланы выступает Надежда Низовкина.
- Июнь 2020 года — из-за стандартизации программы колледж сокращает количество часов всем преподавателям отделения. Индивидуальные занятия заменены на коллективные — это общероссийская практика. У Остапчук падение по часам за два года вышло самым значительным — с 2587 до 156 часов в год. С сентября ее зарплата должна составить 3700 рублей в месяц. Когда Светлана отказывается заключать такой трудовой договор, ей на выбор предлагают три другие должности — уборщицы, кастелянши или вахтера. Остапчук — против.
- 8 августа 2020 года — Светлана участвует в митинге в поддержку жителей Хабаровска, поет «Священную войну» и уже свою визитную карточку — «Катюшу».
- 20 августа 2020 года — Остапчук уволена во второй раз, официальная причина — «отказ работника от продолжения работы в связи с изменением определенных сторонами условий трудового договора».
Мы тоже жертвы, но нас никто не защищает
Оппозиционеры и правозащитники из этой хронологии делают однозначные выводы — после того как Остапчук поет на очередном митинге, ее в очередной раз увольняют с работы. Руководство колледжа всю политическую подоплеку отрицает.
— Кто знал, что она участвует в митингах? — разводит руками директор колледжа Светлана Нимбуева. — Это до меня дошло только из СМИ. Бога ради, человек может быть в какой угодно партии. Я сама — ни в какой не состою. Все это никак не связано с тем, что случилось на самом деле. Притянуто за уши!
Ее поддерживает преподаватель отделения Лариса Смирнова.
— Мы здесь собрались, чтобы преподавать, а не обсуждать политику, — говорит она. — А Остапчук может хоть на каждом митинге петь — это ее личное дело. Вон волнения в Белоруссии еще, вон Навальный в Германии... Чем не темы!
Коллега Смирновой Галина Думнова добавляет:
— Мы потом уже узнавали — вот Остапчук «Катюшу» спела. Вот «Кукушку». Вот еще что-то. Понимаете? Она нашла единомышленников, которые подняли ее на щит. И сделали из нее жертву, как вы говорите. Политического режима. А знаете, что на суде, когда ее восстановили в должности, соратники Остапчук подходили к нам и делали вот так (Думнова характерным жестом перерезает себе ладонью горло. — Прим. авт.)? Страшно было! Мы тоже жертвы. Но нас почему-то никто не защищает!
— Почему Остапчук у вас не ужилась тогда, если дело не в политике? — спрашиваю я.
— Светлана Валерьевна — сама по себе конфликтный человек, она могла оскорблять даже пожилых преподавателей. Но это еще можно было пережить, — объясняет Галина Васильевна. — Но она при этом не очень профессиональна. Рабочие методички не делала, новые программы не изучала. Любые наши замечания воспринимала в штыки. У нее главная позиция — жаловаться везде. Мы столько разных комиссий пережили за это время! Из трудовой инспекции приходили, из Роспотребнадзора приходили, из министерства образования приходили, из Счетной палаты приходили. Мне кажется, что Светлане Валерьевне просто не хочется работать. У нее прекрасная жизнь — она ходит, судится, зарплату получает за ничегонеделание и имеет пиар на всю республику.
— А почему она не профессиональна-то? — спрашиваю я. — У Остапчук же ученики участвуют в конкурсах, получают гран-при, становятся лауреатами.
— Так это же все конкурсы по эстрадному вокалу! — вступает в разговор еще один преподаватель кафедры Игорь Отческий. — А в нашем колледже эстрада — это хобби, кружок, секция. А основа образования — классическая музыка. Мы все-таки учителей для школы готовим, а не эстрадных вокалистов. Я лично ничего против такого вокала не имею. Остапчук же все это преподносит как достижение высочайшего уровня. А мы, остальные, дескать, ничего не понимаем. Но постановку дирижерского аппарата (а это база!) она давала кое-как. У детей локти торчат, кисти болтаются.
Не столяры, не сварщики, а педагоги
Во всю эту историю уже втянуты и студенты отделения, «дети», как их называют обе стороны. Студентами апеллируют и колледж, и Остапчук. Светлана рассказывает, что молодежь у нее всегда искала поддержку и сочувствие. Она говорит, что дети жаловались на то, что другие преподаватели их ругают и даже оскорбляют.
— А когда началось наше противостояние, студентам стали запрещать со мной общаться! — утверждает хормейстер.
Представители колледжа в ответ заявляют ровно противоположные вещи — Остапчук «науськивала» молодежь на остальных преподавателей, заставляла их собирать подписи в свою поддержку, просила подсматривать, подслушивать и исподтишка записывать.
«МК в Бурятии» удалось пообщаться с одной из бывших студенток Светланы. Девушка анонимно рассказала нам следующее:
— Светлана Валерьевна сначала мне очень импонировала. Энергичная, веселая, все понятно объясняла. Все от нее были без ума, студенты к ней тянулись. А с ноября прошлого года нас начали настраивать против нее. Помню, студентов собрали в кабинете и попросили написать заявление об уходе от Остапчук. Нам сказали, что Светлана Валерьевна — очень плохой человек, и лучше с ней не связываться. Она разваливает всю музыкальную кафедру. Она не профессионал. Она выносит всю грязь на люди и лезет не в свои дела. Некоторые преподаватели плакали и говорили: «Девочки, зачем вы ее поддерживаете, она все хуже и хуже делает». На нас надавили, честно сказать. И мы поверили и все подписали.
Девушка говорит, что после этого студентов перевели к другому педагогу, и с Остапчук никто не общался. А потом выяснилось, что она возвращается.
— Нас снова зазывают в кабинет и говорят: «Вот ты, например, будешь ходить к ней на занятия. А ты — не будешь. Пропускай уроки, избегай ее, говори, что ты занят. А ты — ходи, но ни о чем, кроме уроков, не разговаривай». Еще через неделю нам сказали: «Все отменяется. Надо ходить, иначе она на вас докладные напишет, и вам хуже будет!». Я стала посещать занятия и поняла, что нас запутали. Мы со Светланой Валерьевной поговорили по-человечески и снова сблизились. Наверное, она ничего плохого не сделала. Она участвует в конкурсах, ее студенты выигрывают гран-при. Наши учителя этим похвастаться не могут. Они сидят тихо.
— А про оппозиционные митинги вы когда-нибудь говорили?
— Про митинги мы никогда не разговаривали. Нам один раз педагоги сказали: «Не ходите на митинги, девочки, аккуратнее, не ходите на такие мероприятия». Мы и не ходили. Да и неинтересно.
Директор колледжа Светлана Нимбуева подчеркивает, что учебное заведение «не готовит столяров или сварщиков, а готовит педагогов».
— Мы хотим, чтобы наши студенты вышли нравственными людьми, — говорит она. — И для нас немаловажно, как студенты будут учиться. Или в нормальной, уютной, семейной обстановке, или в атмосфере постоянного скандала.
К голодовке готова!
Сейчас обстановка на музыкально-художественном факультете колледжа напоминает поле действующего боя. Бомбы рвутся с обеих сторон. Претензий друг к другу — масса. Неправильно посчитанная зарплата, некорректно разделенные часы, доносы и докладные, атмосфера брожения и скандала… За всеми склоками и дрязгами меня все-таки интересуют два вопроса: «Как Остапчук выросла в яркого представителя оппозиции? И кто в этом постарался больше — она сама, педколледж или общественность?».
— Светлана, вы сами себя все-таки считаете жертвой политических репрессий? — осторожно спрашиваю я.
— Да, наверное, — говорит Остапчук.
— По сути, это пример того, как государство воспитывает из обывателя — человека политически грамотного и активного, — добавляет адвокат Надежда Низовкина. — На процессе Остапчук мы демонстрируем нарушения прав работников в сфере политической дискриминации. Подобная модель применяется и в других бюджетных учреждениях. Известны случаи, когда простой человек становился сначала жертвой произвола, а потом рупором эпохи. Вспомним Анатолия Марченко: изначально был не политзаключенным, а обычным рабочим-вахтовиком, но попал в соответствующие обстоятельства и стал правозащитником. Его смерть в результате голодовки во многом определила дальнейшую судьбу советского государства. Теперь самое время задуматься: нужны ли репрессии, когда они только взращивают несогласных?
— А на что вы готовы были пойти дальше? — интересуюсь я у Светланы.
— Я буду идти до конца. А зачем тогда эти страдания? — размышляет Остапчук. — Правда, обливать себя бензином и поджигать не буду. Но на голодовку готова. Это радикальная мера. Пока сильно мы это не обсуждали, но так, наметками, прикидывали.
Я спрашиваю у Надежды Низовкиной, которая уже почти год занимается делом Остапчук (Низовкину и саму ничем не испугать — у нее за плечами аресты, СИЗО, психиатрическая лечебница):
— Надежда, у вас же определенная репутация. Это влияет как-то на отношение колледжа к судебному процессу?
— Думаю, что это их очень беспокоит, — говорит мне Низовкина. — В колледже понимают, что свести дело чисто к трудовому праву не получится и что меня не удастся запутать. Я буду в любом случае держать правозащитную линию. Понятно, что публичность самого процесса — высока. Со стороны колледжа я чувствую, с одной стороны, какую-то неприязнь. А с другой — желание меня как-то нравственно подкупить. Например, в середине июня, когда я приходила в колледж для обсуждения условий договора Остапчук, руководство провело для меня целую экскурсию по колледжу, очень вежливо показало целую галерею из картин студентов со словами: «Хоть будете знать нас не только с судебной стороны».
P.S. Впереди у наших героев — еще немало судебных заседаний. Проблема не разрешится мирным путем. Если Остапчук восстановят в должности опять, это не принесет радости преподавателям колледжа («О нет! Ни за что!» — дружно воскликнули педагоги, когда я спросила их о возможном возвращении Светланы). Да и самой Светлане появляться в недружелюбном месте будет не очень приятно. При этом устроиться в другое место хормейстеру тоже проблематично — за ней уже тянется такой скандальный шлейф, что вряд ли кто-то из директоров захочет с этим связываться. Это понимают и она сама, и представители педколледжа. А значит — бесконечные суды, вымотанные нервы, новые «Кукушки» и «Катюши» на новых митингах, жертвы режима, жертвы оппозиции.
Патовая ситуация.
