Среди них — два боевых товарища, два контрактника Руслан из Тункинского и Михаил из Еравнинского районов республики. Оба недавно вернулись со спецоперации, чтобы восстановиться после ранений. Они согласились рассказать корреспонденту «МК в Бурятии» о том, с чем пришлось столкнуться на Украине.
«Уже в феврале было ясно»
Руслан участвует в спецоперации с самого первого ее дня. В свое время проходил «срочную» в спецназе ГРУ, были командировки на Северный Кавказ. Вскоре после демобилизации вернулся в армию, служил в разведывательном подразделении, откуда в феврале 2022 года направился на учения.
— На момент, когда нам объявили о начале спецоперации по демилитаризации и денацификации Украины, я служил на штабной должности, но, памятуя свой опыт разведчика, написал рапорт, чтобы перейти служить в разведывательное подразделение. Уже в феврале было ясно — скоро что-то произойдет, все чаще от командиров поступала информация, что украинские войска вплотную подошли к границе России и Беларуси, — рассказывает Руслан.
По его словам, сослуживцы в большинстве восприняли происшедшее как должное, хотя кто-то до последнего надеялся, что ничего не будет. Вскоре их бригаде пришлось выполнять задачу по освобождению жителей ДНР и ЛНР, которых восемь лет методично убивал киевский националистический режим. И хотя ставилась задача по возможности обойтись без стрельбы, возле одного из городков группа Руслана попала в окружение в тылу противника, поэтому к своим пришлось пробиваться с боем.
За его отрядом из двенадцати разведчиков и нескольких десятков мотострелков ВСУ устроили настоящую охоту. Однако наши перехватили инициативу и уничтожили одну за другой все высылаемые за ними украинские разведгруппы, устраивая засады на их машины в лесополосе. Один раз украинский бомбардировщик целенаправленно сжег участок леса, где, по расчетам ВСУ, должен был находиться разведывательный отряд. Но наши ребята покинули его раньше. Была неприятная история, когда в лесополосе повстречался украинский танк, а потом выяснилось, что в нем находились российские танкисты, завладевшие машиной врага. К счастью — обошлось.
Потом был случай, когда разведчики выполняли задачу по блокированию дороги, по которой противник должен был доставлять на фронт боеприпасы. По ней ехал автомобиль, его остановили, там оказалось высокопоставленное лицо. Его обменяли на семерых попавших в плен разведчиков.
Руслан с тех пор все время находился на спецоперации. В Улан-Удэ вернулся две недели назад — на реабилитацию после очередного ранения.
Михаил прибыл на Украину в июне, подписав контракт. Опыт военной службы и даже боевых действий у него имелся с 2014 года, когда на Донбассе стало неспокойно. На спецоперацию отправился добровольно.
— Поехал я большей частью из-за брата, который служил там. Ехал с огромной надеждой, что смогу его найти, и мы будем рядом, — рассказал Михаил.
А в итоге, оказавшись в одной штурмовой группе с Русланом, нашел друга. И с тех пор держатся вместе. Оба имеют медали «За боевые отличия», обоих представляли к ордену Мужества.
«В Афгане и Чечне было проще»
Сейчас спецоперация перешла больше в позиционный формат. Обе стороны сидят в окопах, которые тянутся вдоль лесополос. Там же оборудованы блиндажи — помещения, застеленные сверху бревнами, чтоб не мог пробить миномет. При поступлении боевой задачи военные обсуждают план, проводят рекогносцировку и начинают выдвигаться с разных направлений, сопровождая отвлекающими маневрами.
— А конкретно выглядит так, что мы в результате забегаем в окопы противника и там уже отрабатываем внутри. Перед каждым наступлением проводится артиллерийская подготовка — позиции ВСУ обстреливаются из пушек, минометов, гаубиц, РСЗО. И через небольшой промежуток времени мы начинаем наступление, — поясняет Руслан.
Он вспоминал случай, когда пришлось атаковать позиции необандеровцев, и наступавшие оказались на голом месте, хорошо простреливаемом пулеметчиком и снайпером. Тогда Руслан инстинктивно поднял перед собой автомат, закрывая лицо — и в оружие попала пуля, летевшая ему прямиком в голову.
Стоит отметить, что боевые действия на Украине сильно отличаются от локальных конфликтов, в которых Российской армии приходилось участвовать после Великой Отечественной.
— По словам людей с опытом Чечни и Афганистана, то, что было там — детский сад в сравнении с тем, что на Украине. Тогда было проще, сейчас же радиолокационная война идет — реакция на малейший импульс от раций и телефонов. Бывали случаи, когда даже в крошечную китайскую рацию прилетал снаряд. И беспилотники очень плотно досаждают, благодаря им вражеская артиллерия бьет очень точно, — говорит Михаил.
Беспилотник очень сложно сбить стрелковым оружием, особенно если он висит на высоте нескольких сотен метров. Поэтому такая техника очень ценится. Ветераны вспоминают, как им на награждении командующий группировкой вручал два квадрокоптера «мувик третий», купленные волонтерами на пожертвования граждан.
Что касается сотовых телефонов, пользоваться ими на «передке» крайне нежелательно, неважно, смартфон или кнопочный. И категорически нельзя использовать российские сим-карты — выход с нее в сеть запеленгуют мгновенно, и немедленно прилетит «подарок» от ВСУ.
Руслан и Михаил отмечают очень хорошую оснастку Вооруженных сил Украины системами связи, навигации, радиоэлектронной борьбы. Эти современнейшие средства поставили страны НАТО вместе с высокоточными артиллерийскими системами. Экипировка у солдат очень хорошая, много натовского снаряжения, хотя оружие все же в основном еще советское. Но армия Украины восемь лет готовилась воевать с Россией, в этом направлении шла и мощнейшая идеологическая обработка, замешанная на идеологии неонацизма. Отсюда, по мнению Руслана и Михаила, и проистекает изуверское обращение с попавшими в плен российскими военными. Тех, в лучшем случае, жестоко бьют, отбивая органы, нередки случаи, когда пленных подвергают чудовищным пыткам и увечьям, гнусным надругательствам. Тогда как с украинскими пленными, наоборот, обращаются очень гуманно, считая низостью издеваться над людьми. Ветераны также вспоминают, как им в плен попали только что призванные 18-летние украинские солдаты.
— Спрашиваем, почему не убегали? А они объяснили, что сзади — заградотряды стоят, и когда один из них попробовал сбежать, вскоре на машине привезли и сбросили с кузова его труп со словами: «Смотрите, дезертир хотел сбежать, расстреляли». Может они и рады были бы не воевать, но их просто не выпускают, — вспоминает Руслан.
Если российские военные при захвате населенного пункта стараются беречь мирное население и обходиться легким оружием, то ВСУ, после того как их оттуда выдавят, начинают крыть артиллерией по своим же гражданским. Имели место случаи, когда украинские военные были в состоянии наркотического опьянения.
— Ему попадаешь в ногу или туловище — нормальный человек упал бы, скрылся, заняв позицию, а они идут как зомби, в открытую. Они употребляют специальные вещества, мы у них находили, — рассказывает Михаил.
Ощущать страх — естественно
Начавшуюся частичную мобилизацию Руслан и Михаил одобряют, поскольку бойцам на передовой требуются пополнение и отдых. По нормативам военный должен находиться в зоне боевых действий не больше полугода, но реально многие пребывают там значительно дольше. А ведь даже краткосрочный отдых позволяет восстановить силы. Одеждой и снаряжением участников спецоперации снабжают в достатке, но бывалые бойцы предпочитают приобретать их сами, кому что удобнее.
Что касается тех, кто сбежал за границу, ветераны, относясь к ним презрительно, в то же время радуются, что те не окажутся с ними. Человек, неспособный переступить страх, на передовой будет обузой и источником разложения коллектива, сея панику. Ветераны рассказывали про нередкие случаи «пятисотников», которые отказывались идти в атаку и подбивали сослуживцев к массовому неповиновению. Причиной во многом было то, что до спецоперации в армию многие шли как на «непыльную» денежную работу. Впрочем, риск смерти приводит в чувство и вроде бы мотивированных людей.
— Осознание людям приходит в процессе боя. Кто-то недооценивал ситуацию и шел слепо — ему в военкомате пообещали зарплату в 250 тысяч, и некоторых эта цифра «перекрывает». А приезжает — и до первого штурма: когда пули начинают над головой свистеть, ему уже дальше не хочется, он не может страх перебороть, — говорит Михаил.
Руслан же вспомнил знакомого, который поехал на Украину мстить за погибшего старшего брата. Но в первом же бою сбежал и отказался участвовать дальше, сказав, что «навоевался».
Ощущать страх — естественно, но его надо перебарывать, чтобы не подвести товарищей и не сорвать выполнение боевой задачи. Преодолеть страх помогает и осознание того, зачем ты здесь, которое приходит при виде радостно встречающих тебя местных жителей, и смотрящих с испугом, узнав, что ты уходишь, потому что неонацисты вернутся и вырежут всех.
Сейчас Руслан и Михаил хотят восстановить здоровье, залечить полученные раны и контузии, как официальные, так и не засчитанные. И снова ехать на Украину.
— Меня в госпитале врач спрашивает: «Вам не страшно обратно ехать?». Я отвечаю: «Когда реаниматологам привозят умирающего человека, они же не отказываются его реанимировать». Также я не вижу повода, чтобы отказаться, имея профессию военнослужащего, это мой долг. Иначе это трусость. Нет такого, что я переживаю, мысли вообще не было «заднюю давать». Был бы я гражданским, были бы другие мысли, а так как я военный, то и лишних мыслей не возникало. Страшно не страшно — я еду, — говорит Руслан.
Руслан и Михаил выразили благодарность землякам из Бурятии, оказывающим бойцам различную поддержку, в том числе тункинскому общественному деятелю Олегу Соктоеву. Помощь, которую собирают для солдат, на передовой всегда оказывается очень важной.
