Степанов и Баскаков как Станиславский и Немирович-Данченко
Одна из глав исторического романа Булгакова «Жизнь господина де Мольера» называется «Бру-га-га». В ней рассказывается о том, что Мольер, когда не играл сам в спектакле, садился за кулисами и с ужасом прислушивался к тому, что происходило в зале. Если оттуда доносились взрывы хохота, это означало, спектакль будет жить, принесет деньги, а с ними будут жить театр и он, г-н Мольер. Вершиной успеха считался такой гром, когда не выдерживали даже дежурившие у дверей мушкетеры, которым не полагалось хохотать ни при каких обстоятельствах. Такой гром в труппе Мольера называли «бру-га-га».
В театре Мольера, созданном пайщиками, вопрос «бру-га-га» был вопросом жизни и смерти. Если пьеса не шла, ее тут же снимали, и Мольер всего за ночь писал другую. В театре, где живет постоянное «бру-га-га», никаких споров среди начальников, как правило, не возникает. Московский художественный театр, созданный на деньги двух пайщиков Станиславского и Немировича-Данченко, благополучно существовал до тех пор, пока не был национализирован и перешел на полное гособеспечение. С этого момента споры о том, кому играть главную роль в спектакле — жене Станиславского Марии Лилиной, любимой ученице Немировича-Данченко Ольге Книппер или Марии Андреевой, протеже главного спонсора театра Саввы Мамонтова, — превратили друзей в злейших врагов. В конце концов, Станиславский вообще перестал приходить в театр, чтобы ненароком не встретить там Немировича-Данченко.
Можно утверждать, что отношения директора русского драмтеатра Степанова и худрука Баскакова близки к тому же. На государственную службу директор и худрук, конечно, ходят, но кабинеты друг друга, можно предположить, стараются не посещать и уж тем более без свидетелей не встречаться. Любая творческая неудача становится поводом обвинить в непрофессионализме противную сторону и расколоть коллектив.
Почему наше «бру-га-га» перешло к Ирине Хакамаде
Начиная с дорогостоящих «Плодов просвещения» и «Трех сестер» (каждый стоимостью более 1 млн. рублей), практически все новые постановки в русском драмтеатре проходят без аншлагов. Ситуацию не спас даже выход в 2009 году на сцену в гриме тогдашнего замминистра культуры Сергея Добрынина. В день спектакля на «Три сестры» было продано 29 билетов, тогда как при пороге в 30 зрителей в зале в 640 посадочных мест спектакль подлежит отмене. Он не был отменен только потому, что в театр бесплатно загнали толпу школьников.
С первой премьеры «Розенкранца и Гильдестерна» ушло 86 человек, со второго спектакля — 60. Фактически провалились «Пигмалион», «Комната невесты», «Вечерний звон», «Чудо-колокол» и другие, общая стоимость которых обошлась бюджету в миллионы и миллионы. Если бы не старая комедия «Он, она, окно, покойник», идущая в театре уже более 10 лет и признанная самым кассовым спектаклем театра, то вообще пиши-пропало. Все разглагольствования вроде того, что народ наш некультурен и беден, в этом случае не принимаются. В 2012 году Ирина Хакамада собрала в том же театре полный зал с ценой билета до 6 тысяч рублей. Судя по телесюжетам, улан-удэнцы, включая Вадима Бредния, были счастливы, а значит, готовы ходить на то, что им на самом деле интересно.
В первые годы работы Вячеслава Наговицына на площади Советов родилась идея создания в Бурятии некой объединенной театрально-концертной дирекции. В целях экономии бюджетных средств и сглаживания прочих моментов предлагалось объединить всех директоров и худруков в один цех, назначив сверху главного. В самом деле, зачем держать кучу администраторов (в оперном их более десятка, в русском драме — 8, в театре «Байкал» — 3), если можно оставить человек пять, но таких, на которых бы держалось все. Тогда от реформ решено было отказаться, однако некие попытки изменить ситуацию в бурятских театрах за эти годы сделаны все же были.
Хрен редьки не слаще, или Театр имени Урагша
До Тимура Цыбикова в театрах Бурятии существовала директорская форма правления. Главным там был директор, который сам подбирал главного режиссера и пусть с согласования министерства, но назначал его тоже сам. Появившийся таким образом пятилетний дуэт Степанов-Штейнер (режиссер) породил шедевры местной театральной жизни прошлого («Мария Стюарт», «На дне» и другие), куда достать лишний билетик действительно было невозможно. В похожей спайке долго работали в бурятском театре драмы директор Сультимов и режиссер Бальжанов, которым, однако, не удалось избежать скандалов.
В 2007 году в театрах Бурятии была введена равнозначная директору должность худрука, который так же, как и директор, назначался министром и по задумке должен был отвечать за творческую часть и действовать независимо от директора. Так совпало, что проблемы в русском театре начались именно с этого момента. Может, это подтолкнуло министра Тимура Цыбикова в прошлом году сделать в бурятском драмтеатре главным не директора, а худрука, в чье кресло как раз назначили Эржену Жамбалову, а должность исполнительного директора (которую тоже 1,5 года занимала Эржена Жамбалова), как в большинстве московских театрах, подчинить худруку. Казалось бы, выход найден, однако последняя афиша бурятского театра показала весь перекос новой политики.
На афише значилось, что режиссерами новогоднего концерта являются Саян Жамбалов и его, судя по всему, родная дочь Сойжин Жамбалова, при том, что родители Сойжин тоже задействованы в самом концерте. Режиссерами-постановщиками музыкально-пластического спектакля «Улейские девушки» являются Саян Жамбалов и Эржена Жамбалова, они же авторы. Режиссером-постановщиком детского спектакля «Маугли» вновь вписана Сойжин Жамбалова. Такое ощущение, что с приходом к руководству Эржены Жамбаловой бурдрам из государственной структуры превратился в частную, где работать отныне суждено только членам семьи Жамбаловых и членам ансамбля «Урагша». В творческой среде даже поговаривают, не пора ли переименовать бурдрам из Хоца Намсараева в бурдрам имени «Урагша». Парадокс заключается в том, что 20 лет назад именно подобное отношение к талантам стало причиной скандального ухода из бурятского драмтеатра сразу 14 ведущих артистов, в числе которых была и сама Эржена Жамбалова.
Все дело в зрителе
Насколько позволительна подобная семейственность в государственном бурятском театре? Когда вернется в русский драмтеатр былое «бру-га-га»? Когда он вновь вздрогнет от бури аплодисментов и нежданно проступивших слез? Ответа нет, потому что до его величества зрителя у нас никому нет дела. Вместо зрителя у нас его превосходительство Тимур Цыбиков, который единолично решает, на что выделить государственные деньги или не выделить, похоже, не особо заботясь, как они в конце концов потрачены. Дело не в том, хороши или плохи Степанов и Баскаков, а в том, что о зрителе во всей этой театральной кутерьме никто не вспомнил.
