Сегодня о Валерии вспоминают редко. А жаль. Это был очень достойный и своеобразный человек. Бессребреник. С обывательской точки зрения, «не умеющий жить». Собственно будь он иным, то вряд ли согласился бы работать в школе для несовершеннолетних правонарушителей при СИЗО.
…В мутную круговерть горбачевской перестройки Валерий кинулся с головой. Считаю, что им двигало обостренное чувство справедливости. Здесь исток его активного до фанатизма участия в создании и работе отделения общества «Мемориал», ассоциации жертв политических репрессий. Никакого расчета сделать карьеру, заработать политические очки на злободневной теме или «закроить» что-нибудь для себя лично в тогдашней стихии кислого брожения — ничего этого у Валерия не было совершенно. Добрый, искренний, зачастую доверчивый до наивности, он, будучи деятельным участником движения «неформалов», всерьез допускал возможность слежки со стороны «органов» и по секрету признавался, что иногда даже избегает ночевать дома. На шутливую реплику, что нынче, мол, времена не те, когда можно было спрятаться в шалашике у Разлива, он лишь загадочно улыбался…
Увлеченность Валерия сложной темой политических репрессий была столь сильна, что иногда перехлестывала через край. Так, кажется, летом 1993 г. мы встретились с ним где-то у пересечения улиц Коммунистической и Куйбышева. При нем был полупустой мешок, в каких держат картошку. Едва поздоровавшись, он с ходу объявил: «А мы все-таки нашли это место… ну, где расстреливали… Я сейчас прямо оттуда… Вот!» — тут он живо извлек из своего мешка потемневший от долгого лежания в земле человеческий череп и, так сказать, предъявил его миру.
Конечно, не в тот раз, а значительно позже мне во всем этом стало представляться нечто символическое: своего рода современный Гамлет с растрепанной бородкой нигилиста стоит, словно некое изваяние, с черепом Йорика в руке, — стоит на пересечении даже не двух улиц, а двух эпох...
Описанная сценка происходила белым днем, на людном месте, однако какой-либо особенной реакции со стороны прохожих не упомню.
Вообще после кремлевского кризиса в октябре 1991 года, свалившегося как кирпич на голову и известного под названием «Путч», народ уже трудно было чем-либо удивить. Это чуждое русскому языку слово наша соседка Марья Осиповна переиначивала на свой лад и во дворе пятиэтажки по улице Борсоева излагала суть случившегося громко, просто и доступно: «Нашелся хороший мужик Путыч и стал заступаться за народ, а Ельцин обозлился и велел посадить его в тюрьму…». С той поры минуло четверть века, но и поныне в словах простой пенсионерки Марьи Осиповны (царство ей небесное!) нет-нет да и померещится самая настоящая мистика…
У автора, бравшего интервью, было похвальное намерение разобраться в особенностях ситуации, складывающейся в связи с предстоящими выборами главы республики. Злободневная тема? Очень! Причем в собеседники был приглашен человек, знающий о данном предмете не понаслышке: Игорь Трофимович Пронькинов — бывалый боец выборных сражений. Так что газетная публикация обещала быть интересной, и первый же вопрос, заданный автором, вел, казалось бы, именно к этому:
«На сегодня в выборной гонке фактически заявлены только два реальных кандидата. Почему так мало?..».
Все. Вопрос — и очень серьезный! — задан. На этом взять бы паузу и — ждать ответа. Хотя бы из уважения к собеседнику. Ан нет, беседа неожиданно перешла в другое русло: «…К примеру, в 1998 году за кресло мэра бились Кукшинов, Шаповалов, Айдаев и другие. Почему всего четыре года спустя на выборы мэра пришли только два человека — действующий мэр и вы? И каким образом вам, не ведущему, как помнится, никакой работы, удалось набрать 8,8 процента?».
Послушайте, о чем, собственно, речь? Ведь первоначально тема была заявлена такая: выборы главы республики, имеющие быть нынче, в 2017 году, и спрашивалось почему «фактически заявлены только два реальных кандидата», не так ли? Однако затем разговор внезапно перекинулся к выборам мэра города, состоявшимся, повторим, в 1998 году, а в итоге беседа свелась к 8,8 процента, набранным «техническим кандидатом» на выборах мэра в… 2002 году.
Первый — и основной! — вопрос завис в воздухе. А главной и, по сути, единственной темой оказались выборы прошлых лет, начиная с 1998 года. Вся публикация в итоге свелась к одному: в Бурятии нет и не было настоящих выборов, не было настоящего свободного волеизъявления народа. И во всем этом виновато наследие проклятой тоталитарной системы.
Автор: «Почему на выборах мэра в 2002 г. было всего два кандидата?».
И.Пронькинов: «Это в том числе результат «деятельности» Потапова, выкосившей всех оппонентов подчистую, начиная с Саганова. Народу пересажали массу… Ну кто бы пошел на выборы, зная, что Айдаев — сторонник Потапова?».
Автор: «Почему Саганов не пошел на выборы 1994 года?..».
И.Пронькинов: «Потому что стараниями Потапова рейтинг Саганова на тот момент был хуже некуда».
Автор: «Тогда зачем Саганов пошел на выборы президента в 1998 году?».
И.Пронькинов: «Я тоже пошел на те выборы… но не стал регистрироваться, потому что Саганов предложил мне возглавить его штаб… А когда он выдвинулся, оказалось, что у него нет ни команды, ни денег, ни поддержки…».
Вот на этом моменте стоит задержаться и спросить себя: «Что такое предвыборный штаб кандидата и зачем он нужен, если не может организовать своему кандидату все необходимые условия для победы в предстоящей борьбе, включая сильную команду, достаточное количество денег и надежную поддержку?».
Судя по признанию самого же И.Пронькинова, штаб В.Б.Саганова, видимо, состоял преимущественно из людей, склонных больше теоретизировать, чем «пахать»:
«…С того самого момента, как мы начали собирать подписи, было понятно, что Потапов не просто победит, а победит с огромным перевесом. Я говорил об этом Саганову, но не мог на него повлиять…».
Короче говоря, эти ребята чуть ли не сразу опустили руки.
Хочешь не хочешь, но возникает предположение, что предвыборный штаб морально не был готов к напряженной, будничной, черновой работе. Можно высказать запоздалое суждение, что в такой ситуации В.Саганов просто не мог не проиграть. Да и любой на его месте тоже… Предпосылки к тому проступают в его же собственных, Игоря Трофимовича, откровениях, пару раз промелькнувших в обсуждаемом интервью:
«…С утра до вечера мы сидели в штабе, фактически нас ни к чему не допустили, на ситуацию мы никак не повлияли, но обстановку создавали» (1996 год, выборы президента РФ).
«На выборах мне не надо было ничего делать, никакой активности. Я не выпустил ни одной листовки, баннера или газеты, ни с кем не встречался» (2002 год, выборы мэра г. Улан-Удэ).
Можно, конечно, задаться запоздалым вопросом: а что, если бы на тех выборах у уважаемого Владимира Бизьяевича был иной штаб и иная команда? Но, как говорится, история не знает сослагательного наклонения…
Причина сложившихся на тот момент серьезных разногласий видится в том, что Потапов был сторонником постепенного вхождения в рынок, причем имелась в виду не только Бурятия, но и РФ. Он считал, что только так мы можем избежать многих ошибок и даже катастроф. Саганов же оказался сторонником (вынужденно, под сильнейшим давлением Москвы, как говорили многие) ельцинско-гайдаровского варианта «шоковой терапии» — и в этом его трагедия как человека и политика. Сегодня, когда от тех событий нас отделяют уже 25 лет, приходит осознание того, что такой стране, как многонациональная Россия с ее тысячелетним крестьянским бытом, с ее многовековыми общинными традициями, была совершенно противопоказана англо-саксонская модель сугубо индивидуалистического, даже эгоистического общественно-государственного бытия. И то, что народ отдавал предпочтение Л.Потапову, вовсе не показатель якобы всесилия «грязных технологий», а проявление того самого народно-общинного сознания, которое воплощено в мудрой крестьянской осмотрительности, столь презираемой нашей «образованщиной». Село стояло за колхозы, и это был на тот период времени мощнейший фактор, признаваемый всей Бурятией…
У российских «революционных романтиков» с самого начала было завышенное представление о своих возможностях. После победы над «путчем» и «хунтой», а особенно после событий 3-4 октября 1993 г. (помните танки и «спираль Бруно» вокруг черного от копоти Белого дома?) это представление у них лишь окрепло.
В 2002 г. в ходе подготовки книги «Очерки конца столетия» нам с соавтором Сергеем Болотовым довелось не раз беседовать с Валерием Галиндабаевым об истории возникновения Народного фронта Бурятии, демократической Бурятии, городского клуба избирателей. Кое-что в книгу не вошло, в частности — о Галине Васильевне Старовойтовой, одной из видных членов «Демократической России» и Московской хельсинкской группы. Валерий отзывался о ней кратко: «Великая женщина!». Он, безусловно, поддерживал ее нашумевший законопроект о люстрации, т.е. о запрете для бывших работников партаппарата КПСС, штатных сотрудников и агентуры советских и российских спецслужб занимать в новой России какие-либо руководящие посты на любом уровне, дающие им властные полномочия.
По словам Галиндабаева, ему доводилось присутствовать на встречах руководства российских демократов с Ельциным, на одной из которых Старовойтова, очевидно, уже не в первый раз подняла вопрос о люстрации. Официальное название законопроекта звучало суховато, но доходчиво: «О запрете на профессии для проводников политики тоталитарного режима». Как рассказывал Валерий, Ельцин тогда внимательно выслушал Старовойтову, после чего молча ткнул себя пальцем в грудь: мол, обо мне-то вы хоть подумали, друзья?..
Что касается исподволь расползавшихся из Москвы слухов о возможном назначении Старовойтовой министром обороны РФ, то тут Валерий высказывался уклончиво. Но, насколько помнится, московские правозащитники и наиболее ретивые демократы почти всерьез полагали, что они в силах «протащить» эту даму на столь высокий воинский пост. Да и сама она, судя по всему, была не прочь послужить России своими военно-стратегическими талантами. Легкость в мыслях необыкновенная, как говаривал Гоголь…
К сожалению, подобное в немалой мере было присуще и нашим «революционным романтикам». Так, нелегко давшееся возвращение в республику В.Б.Саганова и Л.В.Потапова, одно время оказавшихся как бы в почетной ссылке вне Бурятии, Галиндабаев считал заслугой именно «неформалов» и городского клуба избирателей с их митингами протеста. Тогда как гневные письма ветеранов партии, обращавшихся непосредственно в ЦК КПСС, он полагал чем-то несущественным.
Его точка зрения немало повлияла на Пронькинова и иже с ним, политическое созревание которых пришлось как раз на данный период. Вот как это видится им теперь, сквозь дымку минувших десятилетий: «Когда нам удалось вернуть в республику Саганова с Потаповым, мы же и решали, какие посты они будут занимать… А так как мы изначально поддерживали Саганова, Галиндабаев предложил направить Потапова в обком, а Саганову возглавить правительство».
Включенные в «Очерки конца столетия» воспоминания Галиндабаева завершаются следующими словами: «У меня большие надежды на молодое поколение политиков. Они должны изжить старую номенклатуру, которая у нас захватила руководство всем…».
Вероятно, сказанное может считаться его политическим кредо и его завещанием.
В обсуждаемом интервью Игорь Пронькинов, представитель как раз того самого «молодого поколения», которое имел в виду Галиндабаев, на вопрос, «почему вы не стали участвовать в первых выборах президента Бурятии в 1994 году?», ответил так: «В то время я был не готов участвовать в выборах лично. К тому же еще оставалась надежда на «старших товарищей», что они смогут решить проблемы бурятского народа и республики».
Вопрос: «Что побудило вас баллотироваться на президента в 1998 году?».
Ответ: «Стало ясно, что старшее поколение, так или иначе находящееся у «руля власти», не способно изменить ситуацию в республике к лучшему».
Будучи верным своим идеалам четвертьвековой давности, Игорь Трофимович даже сегодня, в 2017 году, все еще продолжает «изживать старую номенклатуру». Увы, для некоторых времена не меняются. Совсем. Это как в том анекдоте про белорусских партизан, которые и через 50 лет после войны все еще продолжали пускать поезда под откос…
