Между тем этот белогвардейский офицер интересен тем, что его жизнь была напрямую связана с Верхнеудинском, ныне Улан-Удэ, и своим вкладом в развитие геополитической мысли.
В настоящее время забытые труды Михаила Торновского изучает пермский историк, председатель Евразийского движения РФ Олег Лушников. В начале июля он приезжал в Бурятию на столетний юбилей ИМБиТ СО РАН, заодно посетив Кяхту, где собирал сведения о купцах Лушниковых, которые могут быть его предками. Олег Вадимович любезно согласился рассказать о своих исследованиях.
— Для начала вопрос: удалось ли вам найти в Бурятии следы своих предков?
— Известно, что наш предок приехал в Пермь где-то на рубеже 19-20 веков, он вполне может оказаться выходцем из Кяхты, хотя глубоко на эту тему мы не копали. Я сразу с Байкала поехал в Кяхту, посетил там дом купцов Лушниковых, увидел, в каком он состоянии сейчас. Слава богу, его начали ремонтировать, но сказали, что нужно года два, чтобы привести в человеческий вид. Будет замечательно, если там сделают и музей купечества, и музей открывателей Центральной Азии. Потому что дом прямо дышит историей.
— Кем же был сподвижник барона Унгерна Михаил Торновский?
— Биография Михаила Георгиевича Торновского — предмет отдельной публикации. Он родился в 1882 году в городе Покровске Саратовской губернии в семье крестьянина. Вскоре семья переехала в Иркутск, где он вырос и окончил военное училище. Был участником русско-японской войны. Женился в 1907 году, и вскоре был переведен в Верхнеудинск. Там родились его сыновья Игорь и Владимир. Прошел первую мировую, имел ордена Святой Анны 2-й и 3-й степеней. После революции выступил против большевиков, одно время был в эмиграции в Харбине, потом служил у Колчака. В итоге оказался в Урге, когда ее захватила Азиатская дивизия барона Унгерна. Он вступил туда добровольцем, и вскоре дослужился до начальника штаба. После бунта в дивизии и пленения барона увел остатки его войск в Маньчжурию. Там долгое время участвовал в работе белоэмигрантского движения, но в 1941 году порвал с ним из-за их симпатий к Германии. Оказывал помощь СССР, в 1947 году ему разрешили вернуться, заверив, что простили былую антисоветскую деятельность. По возвращении Торновский работал на строительстве Камской ГЭС. Но уже в 1949 году его приговорили к 25 годам лагерей, ему было тогда 67 лет, вскоре после ареста он стал инвалидом. В 1955 году Михаил Торновский был реабилитирован, и умер в 1963 году в Пермской области.
— За что его арестовали?
— Он был осужден по печально известной «58-й статье» за «контрреволюционную деятельность». Одной из причин ареста Торновского стало его геополитическое исследование под названием «От Господина Великого Новгорода до великого океана: (Историко-социально-экономические записки)». Над ним он в эмиграции работал 20 лет, это рукопись в 700 листов. Это анализ истории становления Российского государства со времен Новгорода, и расширения его в Азию, влияния азиатских государств на традиции российской государственности. К примеру, Торновский отмечал, что «период Чингизидов имел огромное влияние на формирование российской империи, которая в Азии создалась на развалинах монгольской империи». Рукопись была подшита к его уголовному делу, и, по иронии судьбы, именно благодаря этому сохранилась до наших дней в архивах.
— Она была когда-либо издана? В чем главная идея этой рукописи?
— Эта рукопись не издавалась. Про нее иногда что-то писали в статьях, но полноценного издания целиком или каких-то масштабных ее частей не было. Я с этой рукописью работал, когда делал диссертацию, это был один из моих базовых источников.
Главная идея, которая есть в этом труде, это то, что история России — не история окраины Европы. Это история самостоятельной цивилизации, где наше взаимодействие с Азией гораздо выше и значимее, чем это представлялось из Москвы с Петербургом. В работе Торновского мы это видим в концентрированном виде, что само развитие России — это движение ее на Восток: от Великого Новгорода к великому океану. Такие характерные образы прямо в названии. Что Россия — действительно самостоятельная цивилизация, сложившаяся из элементов славянских, тюркских, финно-угорских, монгольских. Такой культурный синтез, сплав при ведущей роли русского народа.
Евразийцы, и в том числе Торновский, на 180 градусов развернули понимание истории, и оно оказалось ближе к правде. Там была фраза: «Чтобы осознать себя русскими, мы должны осознать себя евразийцами». Именно через особенности нашего исторического пути, через взаимодействие славян с миром Турана и монгольским миром формировалась та особенность российской цивилизации, евразийской по сути, которая ее отличает и от Европы, и от Китая, и от Ирана с Индией.
Дан подробный анализ, чем отличается политика российской империи от колонизационной политики других империй. Почему мы — цивилизация, а там были просто колониальные Индия и Африка, которые не стали пространством равных возможностей и взаимоуважения. Там всегда было «бремя белого человека» и «туземцы». А у нас было построение пространства общей судьбы, и в этом колоссальная разница, о которой Торновский и писал.
В рекомендациях к международной политике принцип был один: с Азией у нас много общего, ее народам мы можем доверять, а с Европой не может быть ничего, кроме прагматичных отношений. Если с Востоком мы можем дружить и строить общее пространство, то с Западом — только бизнес, и ничего личного, дружеские отношения, как это было не раз, будут попраны и вывернуты наизнанку.
— Мог ли Унгерн идею возрождения империи Чингисхана почерпнуть у Торновского?
— Поскольку Торновский был начальником его штаба, они, разумеется, тесно общались, и подобный момент наверняка был. Хотя Унгерн «заболел Востоком» еще до того, как приехал в Сибирь, но именно здесь это дало всходы в виде проектов возрождения империи Чингисхана. Но он оказался далек от реальности, тогда как Торновский осмысливал реальный исторический путь, а не как политик-прожектер. А с Унгерном его увлечение сыграло злую шутку. Возможно, имей он более близкие к реальной политике взгляды, это сохранило бы ему жизнь.
— Можно ли говорить, что Россия имеет некую преемственность от Чингизидов?
— В определенной степени да, потому что евразийский подход об этом говорит. Мы никуда не денемся из нашей географии и нашей истории. Мы говорим об истории России как самостоятельной цивилизации, как синтез исторического опыта Евразии на протяжении тысячелетия. И если посмотреть события на рубеже 19-20 веков, кому Монголия обязана независимостью — российскому влиянию. Если бы не было этого позитивного взаимодействия, Монголия осталась бы частью Китая, как это произошло с Уйгурией и Тибетом. И проект независимой Монголии стал возможен только благодаря российской дипломатической поддержке, и не только, и Торновский тоже это отражает как развитие единого мира, выводя преемственность России от империи Чингисхана.
— Торновский, получается, был одним из основоположников идеологии евразийства?
— Я считаю, он стал евразийцем, переосмыслив исторический путь России. Ведь евразийство появилось в России как осмысление исторического пути и постепенное накопление знаний. А потом, когда все российские мыслители оказались в эмиграции, кто в Европе, кто в Харбине, у них было время осмыслить этот путь. Все те пласты знаний, которые были разбросаны по частям в работах культурологов, философов, историков, географов, они сложились у них, как паззлы в единую систему. И мы получили системный образ евразийской российской цивилизации. И одним из кирпичей в этом фундаменте, безусловно, является работа Торновского.
— Насколько геополитические советы Торновского актуальны в наши дни?
— При сегодняшнем развороте на Восток, в Евразию, когда мы сталкиваемся с непониманием, неблагодарностью, с потребительским и, мягко говоря, негативным отношением со стороны наших партнеров, как мы называли их долгие годы, логично говорить, что единство с Западом — фантазия, которая чуть не погубила нашу страну и привела к кризису. Евразийцы об этом много писали — что природа революции была в западничестве элит российской империи. Сейчас мы делаем новый поворот на Восток, возвращаясь в естественные границы своего исторического развития, взаимодействия с народами Центральной, Восточной и Южной Азии, строим новую архитектуру безопасности. И идеи Торновского прекрасно ложатся как некий фундамент.