Бывшая воспитанница детского центра в Кабанском районе – о карантинной комнате, изоляторе для непослушных и «лечении» в психушке

Когда тюрьма может показаться раем

Ранее «МК в Бурятии» поведал историю осужденной, которая пытается вытащить сына из Кабанского центра помощи детям, оставшимся без попечения родителей. И стремление это продиктовано не банальной прихотью, а элементарной боязнью за собственного ребенка.

Когда тюрьма может показаться раем

Ссылаясь на информированный источник, женщина рассказала, что в социальном учреждении есть «комната страха», где провинившихся подростков закрывают на несколько дней и откуда их направляют в «дом скорби» для постановки на учет и снятия с себя ответственности на случай побега или самоубийства.

Сказать, что публикация вызвала резонанс — значит, не сказать ничего. Спустя две недели уполномоченная по правам ребенка в РБ совместно с минсоцзащиты Бурятии провели показательный пресс-тур в Кабанский детский центр, сотрудница одного из подведомственных минсоцзащиты Бурятии учреждений устроила в социальных сетях откровенную травлю журналистов издания, а районная газета воспела хвалебную осанну богоугодному заведению, написав, что факт беременности двух несовершеннолетних там — пустяки, дело-то житейское.

Фрагмент статьи в газете «Байкальские огни»

Корреспондент «МК» в Бурятии» отправился в женскую колонию и поговорил с девушкой, которая воспитывалась в Кабанском детском центре и поделилась подробностями своей жизни в учреждении (согласие на интервью получено, аудиозапись в распоряжении имеется).

— Расскажи, как ты вообще оказалась в Кабанском центре?

— Сначала я жила в Новокижингинском детском доме, потом — в Каменском, где меня всегда отпускали на учебу в вечернюю школу и к маме с братиком домой. А когда его закрыли, попала в Кабанский центр, где меня не отпускали совсем. С 2016-го по 2017 годы я, можно сказать, лишь значилась там, потому что постоянно сбегала. Меня находили и запирали в особой комнате.

— И что эта комната представляет собой?

— Есть карантинная, куда отправляют новеньких, а есть изолятор с двумя помещениями, куда сажают больных и провинившихся. В одном из них, с плотной дверью, закрывающейся на ключ, и шурупами на окнах была я. Чтобы не удирала, как и остальные дети, которые ведут себя иначе, чем хочется ему...

— Ему — это кому?

— Директору…

— Чем же занималась в «заточении»?

— Спала, ела. Кормили как обычно. Смотрела в окно. Читала книги, если их приносила психолог. На прогулки не выходила. Уроки не посещала — справку сделали, что якобы болела. По сотовому не говорила — его забрали вместе с сим-картой, да так и не вернули. У меня отобрали и телефон мамы, и деньги бабушки. Чтобы вернуть то и другое, обеим пришлось приехать сюда. И у всех отнимают технику и средства, хотя не имеют права на это.

— Сколько ты проводила под замком?

— Срок определяет Андрей Михайлович. Когда надумает выпустить, тогда и сможешь выйти. Самое большее я просидела полтора месяца, а один парень, который не ладил с другими воспитанниками, пустился в бега, отсидел на «малолетке» и был возвращен в детдом — четыре месяца! Под конец ему даже отдали планшет. Ребенок содержится отдельно от общества столько времени, хотя в штрафном изоляторе сидят максимум 15 суток. Когда я оказалась в тюрьме, она показалась мне раем. Первые месяцы вообще не понимала, где нахожусь.

— Никуда не обращалась?

— После очередного побега позвонила на телефон доверия и спросила, могут ли вот так изолировать меня. Ответили: да, пока берут анализы. Но этого не делали. А Зарубин пообещал сказать, что берут анализы, если кто-то что-то узнает за пределами центра.

— Тебя действительно увозили в психиатрическую больницу?

— Клали на Стеколку. Первый раз ставили склонность к суициду, второй — к бродяжничеству. А руководитель наш радовался таким диагнозам — типа если я сбегу или еще чего, он не виноват. Однажды отправил в психушку через 17 дней после того, как выписалась оттуда, потому что задержалась в гостях у родных лишние сутки. Во втором женском отделении лежали и другие наши девочки.

— А меры физического воздействия применяли в центре?

— Однажды волосы на голове обрезали. Хотели сбрить машинкой, но, когда я дернулась и она сломалась, решили обстричь ножницами. Директор держал меня и кричал: «Режь!», а помощник воспитателя стояла рядом и говорила: «Не буду». Но когда он пригрозил увольнением, сделала то, что требовалось, и вылетела пулей. Сама растит дочку, видимо, выбора не было.

— Медицинскую помощь оказывали?

— Как-то в «03» долго не звонили, несмотря на кровотечение, — Андрей Михайлович запретил. Только водили мыться в ванную. На вторые сутки воспитатель заявила: «Хотите — увольняйте, но я вызываю скорую!». Увезли на носилках, поставили капельницы. Два дня пролежала в больнице. Сначала говорили, что выкидыш на нервной почве, потом — что нарушение менструального цикла. Хотя даже не осмотрели меня, прежде чем выписали.

— Каким образом ты выбралась из этого учреждения?

— Вынесла шурупы, да и все. Год числилась в розыске, пряталась у друзей в Таловке, и меня не находили. А 27 сентября приехала в отдел и сдалась. К тому времени отменили условный срок по 158-й за неявку на регистрацию, и заменили на реальный. Вот я и попала в женскую колонию.

— С девушками, забеременевшими в детдоме, общалась?

— Периодически созванивалась. Но Зарубин постарался, чтобы связь прекратилась, и я не выпытывала кого посадили в изолятор, а кого увезли в психушку. Многие выпускники спились, сели или умерли от безвыходности. Близкий друг свел счет с жизнью.

— Ну а по-хорошему директор не разговаривал с вами?

— Говорил, что мы, подростки, не понимаем по-человечески. А мы: «Вы хоть пробовали?». Уж насколько я агрессивный человек, он — еще сильнее. Творит, что хочется, и остается без наказания. И если сейчас директор станет обвинять меня в клевете, предлагаю проверить его на детекторе лжи.

— Детскому омбудсмену Бурятии или в надзорные органы тоже не жаловалась?

— Сколько жила там, ни разу не видела этого омбудсмена. И не ходила в прокуратуру. Ведь нужен был законный представитель — то есть опять же Зарубин. Как идти с ним жаловаться на него же? Учительница рассказывала, что приезжали какие-то люди, но их не пустили.

— Это были мы — члены общественной наблюдательной комиссии…

— Вас не пропустили бы, потому что, даже если успели убрать крепежи с оконных рам, то не смогли бы зачистить все следы…

P.S. …Вопросов у «МК» в Бурятии» по-прежнему больше, чем ответов от социальных органов. Но пояснения должны быть даны, если будут подтверждены сведения, которые изложены в интервью. Оставляем проверку их достоверности за соответствующими структурами и следим за развитием событий.

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №47 от 14 ноября 2018

Заголовок в газете: «Тюрьма показалась мне раем»

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру