Татьяна Вежевич: «Институт детского омбудсмена в Бурятии был нежеланным ребенком»

Интерес к нему возник, когда должность сделали высокооплачиваемой

Ситуация вокруг института уполномоченного по правам ребенка в Бурятии — вновь на острие внимания. Очередные дебаты в соцсетях и не только вызвало сообщение о законопроекте, разрешающем уполномоченному по правам человека замещать уполномоченного по правам ребенка.

Интерес к нему возник, когда должность сделали высокооплачиваемой
Татьяна Вежевич.

В чем тут дело, мы решили выяснить у самого детского омбудсмена Татьяны Вежевич.

— Татьяна Ефимовна, давайте начнем с того, что этот год для института детского омбудсмена юбилейный. На своей страничке в соцсетях вы с благодарностью вспоминаете бывшего уполномоченного по правам ребенка России Павла Астахова. Между тем с Павлом Астаховым связана история увольнения министра соцзащиты Бурятии, потом как-то странно уволили самого уполномоченного Астахова. Насколько вы сработались со своим шефом, насколько он вам помогал тогда и помогает сегодня, вовсю рекламируя в соцсетях личный адвокатский кабинет?

— Да, именно благодаря усилиям и настойчивости Павла Астахова Бурятия «заскочила» в десятку последних регионов, исполнивших поручение президента о создании региональных институтов детского омбудсмена. Сейчас, с высоты прошедшего десятилетия, я еще и еще раз убеждаюсь, что институт детского омбудсмена в Бурятии был нежеланным ребенком для региональной власти. Когда в большинстве регионов институт уполномоченного активно развивается, в Бурятии периодически предпринимаются попытки «задвинуть», упразднить этот институт.

Напомню, что саму должность учредили в 2010 году в структуре правительства. Уже через два года была предпринята первая попытка ликвидировать институт, когда в республике приняли закон об уполномоченном по правам человека, согласно которому детский омбудсмен становился заместителем «взрослого», то есть им назначался, контролировался и так далее. Как у нас водится, все произошло «втихую», без открытого обсуждения, согласования со мной. Лично я узнала новость о принятии закона от федерального аппарата, когда мне позвонили из Москвы и спросили: «Что у вас там происходит? Что за закон приняли в Бурятии?».

Тогда Павел Астахов был возмущен решением, заведомо ущемляющим самостоятельность института, занял очень жесткую позицию. От него в Бурятию поступили две правительственные телеграммы с требованием восстановить самостоятельность детского омбудсмена. На следующей же сессии Народного Хурала РБ в закон внесли изменения, и стало как прежде. Однако в конце 2018 года все повторилось. Под предлогом оптимизации средств глава республики подписал приказ о сокращении должности уполномоченного и передачи ставок специалистов в аппарат «по правам человека».

— А какая причина была на самом деле?

— Причин несколько — непонимание миссии института и приоритета решения проблем детей, самостоятельность института и неудобная, независимая персона уполномоченного. Тогда, в 2018-м, опять только вмешательство федерального уполномоченного Анны Кузнецовой заставило отменить принятое решение. Считаю, что увольнение Астаховым министра социальной защиты — это еще одно событие, которое укрепило в то время наши позиции и доказало силу и действенность института уполномоченного по правам ребенка. Если помните, в октябре 2011 года в Бурятию прибыл «детский спецназ», так называли сотрудников федерального аппарата. Они проверили Баянгольский детский дом-интернат для умственно отсталых детей, выявив нарушение жилищных прав воспитанников. На совещании руководителей республиканских министерств и ведомств Павел Астахов четко и жестко изложил свою позицию и открыто обратился к министру социальной сферы. Никто до этого так не разговаривал с местными министрами. Вячеслав Наговицын должен был принять решение, но долго сомневался. Тогда мы еще раз проверили учреждение, выявили многочисленные нарушения, и только после этого было принято непростое решение.

С Павлом Алексеевичем у меня, как и всех моих коллег, сложились хорошие деловые отношения. При всей его твердости и даже жесткости мы всегда с интересом слушали его выступления на съездах, он многому нас научил. Часто говорил: «В вашей работе мерилом всего должен быть закон», и этой мудрости я следую все 10 лет. Именно она оберегала меня от ошибок при принятии решений. Благодаря этой мудрости нам удалось сохранять принципиальную независимую позицию и не попадать под влияние должностных лиц, групп, партий, настроений. Мы все вопросы рассматривали с точки зрения закона, требовали соблюдения закона, поэтому оспорить, например, итоги наших проверок было невозможно.

— Насколько можно понять, вы рассматриваете законопроект, внесенный депутатом Оксаной Бухольцевой, как третью попытку ликвидировать институт. Каким образом, если речь там идет только о том, чтобы один заменял другого, пока тот в отпуске или на больничном?

— Третья попытка — это попытка некоторых депутатов не согласовывать мою кандидатуру, выдвинутую главой республики после принятия регионального закона, и в данной ситуации принятие законопроекта — часть плана. Считаю вносимый законопроект противоречащим действующему законодательству. Одно должностное лицо (госдолжность) не может замещать другую госдолжность. Передать функции одного института другому возможно было при создании института. Например, при создании института уполномоченного по правам человека, если в регионе не создан институт детского института или институт бизнес-омбудсмена, то функции отсутствующего института можно было возложить на уполномоченного по правам человека. У нас же функционируют три самостоятельных института. Учитывая современную политику в сфере защиты прав, объединение, упразднение любого из действующих правозащитных институтов — это шаг назад.

Как я понимаю, возложение функций и замещение должности — это разные понятия, которые в данном законопроекте подменяются. И потом, почему детского омбудсмена и бизнес-омбудсмена должен заменять уполномоченный по правам человека, а не наоборот? Наконец, почему бы не сделать единый аппарат всех уполномоченных в регионе, который собственно есть, нужна лишь ставка руководителя. Если ратовать за счастье и благополучие граждан Бурятии, это не такие уж и большие деньги.

Я буду до конца отстаивать самостоятельность нашего института и использую все законные способы защиты, о чем открыто заявила на недавнем совещании под руководством Игоря Марковца в Народном Хурале. Кроме того, мы ждем заключения на законопроект от прокуратуры республики. Анна Кузнецова в курсе ситуации и, думаю, тоже скажет свое слово.

— А каким составом вы работаете сейчас?

— За много лет мы отработали систему, при которой деятельность не прекращается ни на один день. У меня в аппарате два человека — консультант и главный специалист. Мы стали сильными, накопили большой опыт. Скажу только, что за все эти годы мы не проиграли ни одного суда. Только в прошлом году мы подали почти 40 исков в суд в части отстаивания прав детей. Все возникающие вопросы мы решаем с Анной Кузнецовой, сотрудниками ее аппарата, они всегда на связи с регионами, более того, наша работа постоянно мониторится из центра.

Любопытно вот что. Интерес к работе детского омбудсмена возник в республике только когда эта должность стала госдолжностью. Иными словами, девять лет ни один депутат не проявил интереса к деятельности института уполномоченного по правам ребенка. В мой адрес за это время не поступило ни одного запроса ни от депутатов, ни, кстати, и от журналистов! Чем я занимаюсь, какие предложения имею по улучшению положения детей в республике. К сожалению, ни один депутат за все эти годы не запросил наш ежегодный доклад, с которым работают и надзорные, и исполнительные органы власти, органы местного самоуправления, и где мы ежегодно вносим предложения для органов власти. Все девять лет я занимала должность государственной гражданской службы РБ, в то время как мои коллеги — уполномоченный по правам человека и уполномоченный по правам предпринимателей в Бурятии — изначально назначались на госдолжности, но ни один депутат, заметьте, не проявил инициативу выровнять наши статусы.

— Как думаете, почему?

— Благодаря принятию федерального закона об уполномоченном по правам ребенка регионы были обязаны привести в соответствие или принять региональные законы (это не моя прихоть и желание, как некоторые хотят это сейчас подать, это требование федерального законодательства). Бурятия не стала исключением — власти должны были принять региональный закон и приняли его в 2019 году. Эта должность стала госдолжностью, как говорится, со всеми вытекающими последствиями. Отдельные депутаты стали задавать тон, создавая мнение об огромной зарплате, за что платить, зачем нужен институт? Никому неинтересно было, что функции детского уполномоченного расширились, что законом были закреплены компетенции, которых на тот момент не было ни у «взрослого» омбудсмена, ни у бизнес-уполномоченного.

Какие компетенции? Например, право уполномоченного по правам ребенка обращаться в суд с административными исками на органы власти. Мощно?! Да. Действенный механизм для тех, кто нарушает права детей — не только восстановить право, но и наказать должностное лицо. Госдолжность также позволяет открывать любую дверь, обязывает руководителей всех уровней власти безотлагательно принять уполномоченного, на равных обсуждать и требовать соблюдения, восстановления прав детей. Никому это не было интересно, все принялись обсуждать большую зарплату уполномоченного. В один день должность стала политической, интересной в финансовом плане. Откровенно спекулируя на детских проблемах, за должность началась борьба...

— Народный Хурал готовится перейти на открытое голосование по кадровым вопросам. Как думаете, это улучшит ситуацию?

— Давайте вспомним, что было год назад. С принятием регионального закона об уполномоченном по правам ребенка была введена норма о согласовании кандидатуры, которую выдвигает глава республики, с уполномоченным при президенте России по правам ребенка и Народным Хуралом. Глава республики принял решение оставить мою кандидатуру, согласовал ее с федеральным уполномоченным и вынес на согласование в Хурал. Все комитеты Хурала мою кандидатуру согласовали почти единогласно, за исключением 2-3 депутатов. Фракция «единороссов» приняла решение консолидированно голосовать за мою кандидатуру. Все подчеркивали результаты работы, говорили, что много делаем для детей, даже благодарили. Категорически отказалась рассматривать мою кандидатуру только фракция коммунистов, никак не обосновав своего решения, но зато хоть честно.

После одобрения кандидатуры на комитетах вопрос был вынесен на сессию. И вот перед самым началом сессии некоторые депутаты стали подходить ко мне и недоумевать — что происходит, почему призывают голосовать против вас? Им так и сказали: «Ищите компромат на Вежевич и голосуйте против». Компромата не нашли, поэтому и стали спекулировать на детских трагедиях — батут, сироты, мало пиарюсь и т.д. Я написала смс Алексею Самбуевичу о происходящем, другого способа обратиться к главе у меня на тот момент не было. Что произошло дальше, вы знаете. Бесхребетность и беспринципность некоторых депутатов, которые как флюгеры мотаются, не имея своего мнения, поражают. В конце концов, они могли бы на заседании комитетов высказать свое мнение, предложить главе внести другую кандидатуру, это было бы, по крайней мере, честно. Думаю, при открытом голосовании такого, что случилось с согласованием кандидатуры детского омбудсмена, при решении кадровых вопросов повториться не должно.

— Спасибо за откровенность!

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №25 от 17 июня 2020

Заголовок в газете: Нежеланный ребенок

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру