Возрождается волна преследования ЧСИР — членов семей изменников Родины. И потому на станции Наушки задержан подозрительный нарушитель. И тем суровей лицо офицера-пограничника.
«Я трясусь в вагоне, недоумевающая и испуганная, — рассказывает Валентина Зондуевна Жалсараева. — Вроде все документы в порядке, а мне говорят: «Пройдемте в пропускной пункт». Этот офицер прицепился, как степная колючка. В тот момент я его шибко невзлюбила. Короче, меня чуть не ссадили с поезда…».
Испугалась Валентина, урожденная Цыдыпова, не зря. Когда ей было три года, отца Зондуй-Цырендаши Батомункуевича Цыдыпова арестовали по печально известной 58-й статье за принадлежность к казачьему сословию и расстреляли. В том же 1931 году по той же статье арестовали и 70-летнюю бабушку. На руках у Валиной матери осталось пять малолетних детей. Непросто было жить, нося клеймо «детей врага народа». Мать Валентины также была репрессирована — вслед за мужем. И умерла, не дожив и до сорока. Только благодаря старшей сестре Цыпилме сирота смогла закончить школу.
«Успокоилась я лишь тогда, когда офицер-пограничник наконец улыбнулся и назвал свое имя — Дамба…».
...Мы сидим на кухне в уютной квартире по ул. Коммунистической, и хозяйка вспоминает судьбоносную встречу и свою молодость.
Упорство и трудолюбие, природные данные помогли Валентине Цыдыповой поступить в театрально-музыкальное училище (музколледж им. Чайковского). Она занималась в классе народного артиста РСФСР Владимира Халматова. Дебют молодой актрисы состоялся в спектакле по пьесе В.Шекспира «Сон в летнюю ночь». Став Жалсараевой, Валентина после замужества заочно закончила филологический факультет Бурят-Монгольского педагогического института по специальности «бурятский язык и литература». Многие годы проработала Валентина Зондуевна диктором Бурятского радио и не раз читала стихи мужа в эфире… Они были нужны друг другу.
Хотя еще неизвестно, заполучила бы республика за Байкалом автора своего гимна... Но офицер-пограничник уже ослабил вожжи верного коня. Он мог бы продолжать службу — ему прочили блестящую карьеру и не хотели отпускать из армии. Об этом впоследствии вспоминали бывшие сослуживцы, приезжая из Кяхты в дом Жалсараевых в Улан-Удэ. А однажды подарили майору запаса зеленую фуражку как символ неувядающего братства.
Пожалуй, без той встречи на заснеженной станции в первый послевоенный год Жалсараев как поэт (и он это неоднократно подчеркивал!) не состоялся бы. И счастливый перезвон стремян сопровождал пару с первых дней.
Эти стремена — как два берега одной реки. Напомним ее истоки.
Станция Наушки, место службы офицера-пограничника, стояла на правом берегу Селенги, а на другом берегу, в семи километрах — находилось джидинское село Цаган-Усун, где тогда жила у старшей сестры Валентина. Туда и прискакал на лихом боевом коне старший лейтенант Жалсараев. Жених заявился во всем блеске кавалериста, «увешанный, как елка» (выражение Дамбы Зодбича), он с ходу, размахивая саблей, принялся демонстрировать качества наездника — прыгать на лошади через изгородь. Сбежался изумленный народ. Словом, боевой офицер взял «крепость» штурмом…
И когда Дамба Жалсараев описывает стихами помыслы наездника и влюбленного, в том нет «этнографической экзотики». Это — прожито.
Тянут шеи друг к другу и кони…
А не нашей ли это любви
Светлый день? Не в моей ли ладони
Чуть дрожащие пальцы твои?
«Сороковые роковые» — судьба-рок на многие годы определила Валентину женой и музой поэта. Театральное и филологическое образование, прекрасное знание литературного бурятского языка позволяли ей быть, кроме прочего, и доброй советчицей. А еще — знатной хозяйкой. Подтверждаю сие, отведав салаты и разносолы Валентины Зондуевны. Услышав мое согласие на написание творческой биографии Д.З.Жалсараева, хозяйка наполняет рюмку, пододвигает мясное блюдо и полным от чувств голосом говорит в телефон: «Рада, он согласен!».
— Мы живем в центре города, — продолжает Валентина Зондуевна, — и Дамба мог позвонить в любой момент, даже ночью: «Готовь стол — будут гости». А у меня все наготове, стоит хлопнуть дверцей холодильника!
Их дом — хлебосольный и радушный — был всегда полон гостей. Он видел известных в стране и Бурятии людей и простых земляков — почитателей талантов. Но когда поэта настигало вдохновение, жена говорила всем, что мужа нет дома. Он и вправду отсутствовал, мыслями уносясь в родную степь на иноходце-скакуне…
У меня в упряжке — ширь степная,
Вожжи — из лучей рассветных, тонких,
Яркой радугой-дугой сверкая,
С бубенцами жаворонков звонких
Я скачу к тебе.
Они прожили в браке более полувека. Ее судьба неотрывна от доли поэта. И поэт знал это:
Каким бы путь ни был тяжелым,
Я знаю наверняка:
В одной ты со мной упряжке
И чаще — в коренниках.
Пусть доля была и трудной,
Гордиться чем есть у нас.
Я жму твою руку, друг мой,
За каждый хороший час!
…В нем это осталось на всю жизнь, когда «вспоминалось давнее время проказ». Бывало не раз, когда гости, покидая дом Жалсараевых и разбирая в прихожей обувь, от неожиданности чертыхались, обнаруживая в туфлях посторонний предмет… Громче всех смеялся устроитель проказ — убеленный сединами хозяин.
Детство и любовь к женщине — суть одно и то же.
Когда мальчишками в первый раз
На стремена мы встали,
Мужчинами наши сверстницы нас
Назвали.
Когда — мужчины — в радостный час
Встали мы, заплясали,
Наши жены мальчишками нас
Назвали.
Взяв разбег в «сороковых роковых» и закаленные ими, «прожитых лет перевалы» они в дальнейшем одолевали, соприкасаясь стременами.
Потому Дамба Жалсараев и выпустил в свет четыре десятка книг, что чувствовал за спиной крепкий тыл. Этот тандем любви давал силы на подъемах.
Так, пришпоривая струны стремян, Жалсараев одолевал перевалы. Правда, путь к вершинам творчества, по признанию поэта, занял у него всю жизнь.
…Теперь и беспокойная Муза отправилась на встречу с Поэтом, ждущим ее за перевалом. И, верится, там, в стране Диваажан, где вечная весна, где растут диковинные фрукты, они скачут на белых иноходцах — и окрест дальней от Сумбэр-Ула орбиты средь притихших звезд разносится перезвон стремян…
