Один из двух подозреваемых – бывший оперативник уголовного розыска в Селенгинске Евгений Инкин летом выпущен под подписку о невыезде. Второй подозреваемый – бывший сотрудник отделения вневедомственной охраны Дмитрий Истомин, а ныне оперативный дежурный до сих пор находится в следственном изоляторе в Москве.
Странно, но больше ясности оказалось в судьбе Владимира Казадаева, входившего в группу сотрудников милиции, расследовавших преступление в 2002 году в Селенгинске. Когда в декабре 2019 года кто-то, смахнув пыль с уголовного дела об убийстве 17-летних Жени Шекуновой и Кати Патеюк, тела которых с проломленными черепами были подняты в «Клюквенной пади», начальник управления угрозыска транспортной полиции по ЦФО в Москве Владимир Казадаев ждал продвижения по службе в связи планирующимся получением очередного звания - генерал-майора полиции.
По сведениям источника, он мог быть назначен либо на вышестоящую должность в Москве, либо руководителем МВД одного из регионов России и не исключено, что в Бурятии. Несмотря на то, что следственные органы с самого начала отрицали причастность полковника к убийству девушек, лавину подозрений в СМИ и социальных сетях было уже не остановить. При таких обстоятельствах ни о каком генеральском звании и карьерном росте речи быть не могло – имя Казадаева оказалось незаслуженно замарано. И это пока единственный результат, достигнутый следственными органами в попытке раскрыть одно из самых резонансных уголовных дел прошлых лет.
Если задача стояла именно таким образом – остановить продвижение по службе Владимира Казадаева, и не дать ему занять одно из двух руководящих кресел, то она решена блестяще. И хотя сторонников этой версии предостаточно, большинство экспертов все же объясняет ситуацию гораздо прозаичнее.
Один из подозреваемых – бывший оперативник уголовного розыска Селенгинского отделения милиции Евгений Инкин рассказывает, что в молох следствия он попал после того, как в системе СК России были созданы отделы по расследованию преступлений прошлых лет. Такой отдел был создан и в недрах бурятского Следкома – чтобы взглянуть другими глазами на старые дела с помощью современных технологий по раскрытию преступлений, включая полиграф и экспертизы ДНК.
Новые технологии помогли нынешним бурятским следователям не очень, поскольку обвинение было построено на показаниях единственного «свидетеля» - местной жительницы Екатерины Пономаревой, назвавшей имена тех, с кем она, Женя Шекунова и Катя Патеюк, якобы, ездила на пикник в «Клюквенную падь», в результате чего две девушки были жестоко убиты, а ей удалось бежать.
- В 2002 году я был рядовым оперативником угрозыска Селенгинского отдела милиции. Мы перешерстили половину поселка для установления круга общения пострадавших, пользуясь в том числе дневником одной из убитых девушек. Потом появилась версия, что в двойном убийстве замешаны кто-то из правоохранителей. Действительно, этих девушек видели и возле милиции и возле отделения вневедомственной охраны. Моя фамилия тогда не звучала вообще. Подозреваемым я стал только в 2019 году. Однако показания главной свидетельницы в 2002 году Екатерины Пономаревой конфликтовали между собой. Три версии – и все разные. Мы решили проверить саму Екатерину – отработать места ее пребывания в период с 9 по 11 августа, когда девушки пропали без вести. И пришли к выводу, что свидетельница водит нас за нос. Поясню: незадолго до этих событий Екатерина Пономарева (ей тогда было примерно 16 лет) донесла информацию о том, кто мог быть причастен к другому убийству - местной жительницы, труп которой был поднят в гаражном кооперативе. Благодаря ее показаниям преступников задержали. Катю за это похвалили и ей понравилось то внимание, которое она получила. Возможно, девушка решила повторить успех и снова «помочь» следствию. И рассказала, с кем и при каких обстоятельствах видела жертв преступления, как ей удалось ускользнуть и остаться в живых. Но проходит время, версия не подтверждается в виду недостаточности улик, дело приостанавливается, а через несколько месяцев и вовсе откладывается в долгий ящик. Начинается работа по текучке.
- И вот в конце 2019 года мне начали звонить по тому старому делу. Сперва позвонил сотрудник следственного комитета по Кабанскому району, а потом на меня вышел сотрудник УФСБ и предложил пообщаться. Я, конечно, согласился, встретился и рассказал все, что знал и помнил. Больше вопросов не было, но я понял, что Следком Бурятии возобновил производство по уголовному делу о двойном убийстве, а в УФСБ осуществляли для них оперативное сопровождение. Правда, потом УФСБ решило благоразумно дистанцироваться от этого.
- Рано утром, 17 декабря 2019 года, я собирался на работу и в дверь позвонили. Открыл и увидел на пороге человека в маске с автоматом. Экипировка не бандитская. Пытаются войти, у меня срабатывает инстинкт – ведь дома спят жена и дети. Заходят. «Вы знаете, за что мы вас задерживаем?» - спрашивают и предъявляют постановление. У меня внутри все похолодело. Потом надевают наручник, выводят и садят в машину, а сами проводят дома обыск. Позже узнал, что искали топор, которым убили тех девушек. Меня увезли сначала в Кабанск, а потом в изолятор в Улан-Удэ.
- На допросе следователь СУ СКР в день моего задержания спросил, есть ли у меня дома топор. И я понял, что следователи не изучили дело. Я так полагаю, они зацепились за показания Екатерины Пономаревой и решили еще раз побеседовать с ней. Почему вышли на меня, если в 2002 году в ее показаниях моя фамилия вообще не звучала? Может потому, что ее родственник имел проблемы с законом и что я лично ловил его за имущественные преступления?
- Следователь принес оперативное дело. Показывает мне. Это не то дело, говорю ему, там было три тома оперативной работы. Дайте почитать какой-нибудь документ. Он начинает листать, показывает справку, отпечатанную на компьютере. Видишь, говорит, там твоя фамилия. Я говорю, что там нет моей подписи. А еще сообщил, что в 2002 году в Селенгинском отделе милиции не было ни одного компьютера и все документы печатались на механической машинке. Потом он вытащил еще одну справку, где было написано, что я обнаружил трупы девушек в 2019 году. Опечатка! «Ты сам-то вообще читал, что в этой справке написано?», - спрашиваю его. Он дело закрыл, отодвинул в сторону и скоро ушел.
- Версия у свидетельницы была такая: что 10 августа 2002 года мы будто бы ехали в «Жигулях» с Истоминым, еще с каким-то сотрудником из Улан-Удэ азиатской внешности (которого следствие даже не предприняло попытку установить), что якобы с нами были две девушки, что мы будто бы предложили ей присоединиться к ним, она согласилась и мы сперва отъехали к какому то жд-километру, погуляли, потом поехали в сторону «Мурашовки» и там произошел конфликт с одной из девушек, она в этот момент отошла в туалет, а услышав крики, убежала домой.
- По версии Екатерины Пономаревой, 8 октября я приехал к ней домой на милицейском «уазике», за рулем которого находился стажер. Что будто бы мы ее хватаем, одеваем наручники, выводим из дома, по пути встречаем ее маму, садим в машину и увозим к реке топить. Там она вырывается от нас со стажером и убегает. Эти показания стали поводом для возбуждения в отношении меня еще одного уголовного дела по двум статьям – за похищение человека и за покушение на убийство.
- Когда меня задержали, я согласился на очную ставку. Но услышав, какие вопросы я задаю Екатерине Пономаревой, следователь предпочел остановить очную ставку. А во мне все кипит. Ведь это полный бред! Типа, убивал с одними, а средь бела дня на милицейской машине приехал похищать свидетеля с другим - со стажером, который вообще не имел отношения к расследованию убийства в «Клюквенной пади». Что там столкнулся в подъезде с матерью и все равно увез девушку топить в реке, скованной в это время льдом. Я что – идиот? По человеку видно, когда он врет. Тут следствие этого не замечает. Я следователям говорю: «Просто скажите ей, что у соседей была кража, что она будто бы видела человека в спортивном костюме, выходящим из дома и спросите, что у него было в руках, сумка или пакет. И она вам ответит, что у него было в руках».
- Екатерина Пономарева тоже прошла полиграф. В материалах дела имеется такое заключение экспертов: «В ходе психофизиологического исследования с применением полиграфа и айтрекера не выявлены реакции, свидетельствующие о том, что Пономарёва обладает информацией о деталях лишения жизни Патеюк и Шекуновой. В поведении Пономарёвой выявляются признаки сокрытия и искажения информации об обстоятельствах лишения жизни Патеюк и Шекуновой».
- Тем не менее, 18 декабря 2019 года меня арестовали, 19 декабря поместили в СИЗО, а следователь ко мне пришел впервые 31 декабря и предложил пообщаться без протокола. Я же предложил позвать адвоката. Но разговор состоялся. Я понял, что ребята зашли в тупик, и думают, как откатить назад, ведь уже все СМИ написали, большой общественный резонанс получился. Мне придется мучиться долго – понял я. И точно! Арест потом продлили на 2 месяца. Во второй раз следователь появился у меня в конце марта, предъявил для ознакомления заключения экспертиз.
- Бывшего стажера, которого, к слову, я совсем не помню, привезли сюда из Краснодарского края в конце декабря и водворили в изолятор. После новогодних праздников по решению Верховного суда Бурятии его выпустили под подписку о невыезде. Он вернулся в Краснодарский край, но с тех пор в отношении него никаких следственных действий не предпринималось. А подписка так и действует. Человек ограничен в правах.
- Второго апреля мне продлили срок содержания под стражей еще на 2 месяца – до полугода. Но 20 апреля приходят и говорят собирать вещи – меня освободили, показали постановление о прекращении в отношении меня уголовного дела по двойному убийству за непричастностью. И напомнили о моих правах на реабилитацию. При этом оставляют уголовное дело о похищении и покушении на убийство Екатерины Пономаревой. Я не понимаю, как вообще они возбудили эти два состава, по которым давно истекли сроки давности. Они предложили мне закрыть их именно по мотивам давности, то есть, по не реабилитирующим основаниям. И это означало бы мое признание вины. Я отказался и потребовал тщательного расследования. И говорю им, вы же сами меня оправдали по убийству, какой повод или мотив совершать мне еще и эти два преступления?
- После того, как меня отпустили домой, в СМИ стали появляться статьи и репортажи. По одному из местных каналов показали сюжет. В нем Екатерина Пономарева жалуется корреспонденту, что, якобы встретила меня в магазине и будто бы я сказал ей, что позже с ней поговорю. И теперь она не знает, что «он со мной сделает». Это становится поводом для очередного информационного всплеска. Дошло до федеральных программ, включая «Честный детектив», в котором журналист призвал главу СК Александра Бастрыкина взять расследование убийства девушек под личный контроль. И он его взял, потому что скоро меня вызвали в Следком России для дачи показаний. Условно говоря, повестку вручили вечером, а завтра днем я должен быть у них. Я понимал, что если сам не уеду в Москву, то меня этапируют. Я нашел возможность вылететь сам.
- Меня там ждали и в тот же день по решению Басманного суда арестовали. Мне «вернули» статус подозреваемого по двойному убийству, отменив постановление бурятского Следкома о прекращении в отношении меня уголовного преследования. К постановлению прикладывают акт осмотра сюжета по местному телеканалу, в котором Екатерина Пономарева рассказывает про свою «встречу» со мной в магазине.
- Дело в том, что как только я увидел сюжет по телевизору, я пошел в полицию и написал на Екатерину Пономареву заявление о клевете. Ее опросили, она призналась, что действительно соврала. В «объяснении» от 23 мая 2020 года говорится: «Я умышленно давала ложные сведения, на самом деле Инкин Е.Г. ко мне не подходил» и далее поясняет, что дала ложные сведения из личных неприязненных отношений.
- В московском изоляторе я написал жалобу, которую судья рассмотрела через два месяца и постановила выпустить меня и мне вновь избрали меру пресечения - подписку о невыезде. Судья вникла в дело, нашла в нем нестыковки и в жесткой форме упрекнула следователя, который не смог внятно ответить ни на один ее вопрос. 3 июня я прилетел в Москву, а 29 июля меня освободили. Я вышел из зала суда совершенно измученный, пустой, брюки были повязаны веревочкой, в руках документы и больше ничего.
- На сегодня в отношении меня никаких действий не производится, я все еще нахожусь под подпиской о невыезде в статусе подозреваемого в двойном убийстве, похищении и покушении на убийство. Нет никакой информации о том, есть ли какие-либо движения по делу за клевету на меня. Из Москвы мое заявление на Пономареву вернулось обратно в Кабанский следком в августе. Я встречался со следователем, и он опросил меня. На мой вопрос, что будет по делу, ответа я не получил. И я понимаю следователя. Если он решит вопрос о возбуждении в отношении Екатерины Пономаревой уголовного дела за клевету, то поставит под сомнение и все ее предыдущие показания о двойном убийстве, о ее похищении и покушении. Поэтому и не возбуждают. А я считаю, что просто с ней боятся общаться.
- Из меня вытянуты все силы, меня постоянно одолевают мрачные мысли, жить порой просто не хочется. Я потерял работу, многие друзья и соседи от меня отвернулись. Жену, дочку и сына я вынужден был отправить в другой регион России – подальше от этого беспредела.
