Хотя формально спец-операция на Северном Кавказе завершилась уже в 2000 году, фактически боевые действия длились там до самого 2009 года.
Среди военнослужащих, наводивших конституционный порядок в неспокойном регионе, были и уроженцы Бурятии. Один из них — Ростислав из Улан-Удэ, служивший во внутренних войсках.
«Зрелище было удручающее»
Ростислава призвали на срочную службу после того как он окончил лицей №15 по специальности «крановщик-автослесарь». Служить пришлось в городе Калач-на-Дону, в 80 км от Волгограда, в оперативной бригаде особого назначения внутренних войск МВД РФ. Боевой путь этой бригады начался в 1999 году, в конфликте в районе сел Карамахи и Чабанмахи. Имея специальность водителя, служить пришлось в автороте, где Ростислав проходил подготовку на армейские грузовики, потом его перевели в зенитно-артиллерийский дивизион. Там были четыре 120-мм миномета еще 40-х годов выпуска, зенитная батарея из двух ЗУ-23 и станковый противотанковый гранатомет. Служил также водителем, за ним закрепили миномет, который надо было во-зить прицепом или в кузове «Камаза».
— Командиры нам сразу сказали: «Готовьтесь, у нас ребята сейчас на выезде на служебно-боевом задании в городе Грозном. Полгода отслужите, а затем кого туда заберут, тот туда и поедет». И 19 февраля 2003 года, когда вернулись «деды», из нас сформировали эшелон, а 23 февраля мы уже были в Ханкале, — рассказывает Ростислав.
По его словам, вскоре вышел указ Владимира Путина, запрещающий брать в «горячие точки» срочников, но они чуть-чуть до него не успели. В Ханкале, как вспоминает ветеран, зрелище предстало удручающее.
— Везде факелы газа, всюду разруха, мосты разбомблены, на психику сначала давило. Но потом потихоньку как-то привыкаешь к этому, — говорит Ростислав.
Потом была объездная дорога до Грозного, которой пользовались вместо короткого, но очень опасного прямого пути. В Грозном пришлось сменять мотострелков, дислоцировавшихся на территории полуразрушенного местного ПАП-1. Палатки расставляли прямо в бывших производственных ангарах предприятия, отапливались газовой печью, хотя все равно требовались дрова. Численность присланной бригады была около 400 человек, снабжали бойцов хорошо, на питание жаловаться не приходилось, особенно вкусным был хлеб из собственной пекарни. Обязанностью Ростислава было по-прежнему возить различные грузы в Ханкалу, Владикавказ, Моздок. Так начались боевые будни службы в «горячей точке».
— По первости страшно, потом привыкаешь. У омоновцев раньше командировки в «горячие точки» были 3-4 месяца, а у меня служба там затянулась почти на полтора года, — говорит Ростислав.
«Объявляем вам джихад!»
Ближе к концу срока службы пришлось быть водовозом — водить «Камаз», с которого снимали кузов и ставили большую бочку для воды. Каждый день в шесть утра приходилось выезжать в составе инженерно-разведывательного дозора — ИРД.
— Впереди шел БТР с системой «Пелена», которая глушит радиосигналы на фугасы, их обычно развешивали на деревьях и кустах, рядом шли саперы с миноискателями, так дорожку себе и протаптывали потихоньку. Террористы вели, в основном, минно-взрывную войну. Были случаи: срочник идет и видит: лежит пятирублевая монета или зажигалка. Он ее поднимает, а там — фотоэлемент, который передает сигнал на фугас, заложенный неподалеку. И сносит людей, — рассказывает Ростислав.
Как он вспоминает, с местным населением отношения складывались своеобразно. Днем мирный житель продает тебе сигареты и покупает «левую» солярку, демонстрируя дружелюбие. А ночью он же ставит на тебя фугас, причем помогают даже дети. Одно время сослуживцы повадились бегать в газетный киоск неподалеку, передавать письма, которые доходили домой гораздо быстрее, чем армейской почтой. И однажды бойца возле киоска застрелили в голову из ТТ. В другой раз погибли двое сослуживцев, бегавших в окрестное село менять консервы на водку. Обоих застрелили в спину из СВД, после чего забрали оружие и снаряжение. Доводилось попадать и под обстрелы.
— Как-то раз наша колонна шла в аэропорт «Северный». И там, не помню, кажется проспект Ленина, у площади Минутка — был обстрел с девятиэтажки. А считалось, что уже время мирное. Командование делает запрос, как быть, им приказывают: «Ответного огня не открывайте, на провокации не вестись, увеличивайте скорость». А кто будет попадаться на дороге — давить. Таких случаев немало было: впереди идет БТР, и если навстречу ему машина, он просто ее переезжает, — вспоминает ветеран.
В другой раз их дивизиону пришлось обстрелять из минометов вражескую диверсионную группу, ведя огонь по указанным координатам. После этого разведка обнаружила там восемь трупов боевиков, разорванных взрывами так, что «кишки повсюду». После этого для ИРД началось самое тяжелое время.
— Был случай, когда пошел ИРД, «Пелена» почему-то не сработала. Фугас был подвешен на дереве и нацелен прямо на грузовик с ЗУ-23 в кузове. Но чуть не угадали — взрывная волна пришлась на водовоз. Бочка вся дырявая, «Камаз» в хлам, водитель живой, сопровождающий офицер тоже — ему осколок воткнулся в сиденье и чуть-чуть не дошел, в рубашке родился. Машина — под списание. Вскоре после этого мимо ПАП-1 проехал «Камаз», открылся тент, обстреляли караульных и закинули через забор видеокассету. Ее наше начальство в штабе смотрит — а там видео подрыва нашей водовозки в ИРД, и написали: «22-я бригада: вам — джихад», — вспоминает Ростислав.
Однако, по его словам, впоследствии «ничего особого не было», лишь периодические подрывы и обстрелы, к которым привыкаешь, воспринимая как «естественный фон». О службе в Чечне остались, впрочем, и приятные воспоминания.
— Что мне особенно понравилось — это встреча Нового года в 2004 году. Как раз в 12.00 был на посту. Весь Грозный палил из всех орудий, какие только были — такой салют. Все шмаляли — и наши, и чеченцы. У нас выгнали «зушку» на «Камазе» и начали в небо трассирующими. Красиво, такого Нового года ни разу в жизни больше не было, — рассказывает Ростислав.
После войны
В мае 2004 года пришел приказ на демобилизацию, и Ростислав отправился обратно в бригаду. Увольнялся в звании рядового, каких-то наград не досталось, хотя заплатили достаточно неплохо по тем временам.
— За все участие в этой операции за полтора года получил 96 тысяч. Считается не так много как у тех, кто получал во время первой и второй кампаний, где день шел за два. В военнике у меня записаны два боевых дня или боевых выхода, но на самом деле должно быть 22 — я много где участвовал. Но как сказали командиры, боевые дни раскидали на каждого, кто был в дивизионе. Удостоверение ветерана есть, получаю льготы 3800 в месяц — ни о чем. Я отказался от прочих льгот вроде бесплатного лечения, оставил только бесплатный проезд на электричке, — говорит Ростислав.
Ветеран вспоминает, что вернуться домой с деньгами было той еще задачей — за воротами части уволившихся ждали местные бандиты, отбиравшие все, кроме небольшой суммы на билет. Пришлось поделиться кое с кем, чтобы помогли добраться домой без лишних проблем.
Сейчас Ростислав уже несколько лет работает в городе водителем автобуса. Службу в Чечне он считает необходимой и важной страницей своей жизни.
— Я не жалею, что там был. Набрался опыта: и боевого, и как водитель, открыл все категории. Набрался и большого жизненного опыта, стал спокойнее и мужественнее, хоть и был стресс, — говорит Ростислав.
Спецоперацию на Укрaине ветеран Северного Кавказа полностью одобряет, отмечая, что немало его знакомых ушли добровольцами, и что необандеровцы ему даже более отвратительны, чем его былые враги.
— Я думаю, на Укрaине делаем все правильно, президент наш молодец. Потому что фашизм-нацизм — это очень большое зло, даже хуже северокавказских террористов, — считает ветеран.
